– Ах, ты значит глухой… – догадался Квинт, – К-у-д-а в-е-д-е-т э-т-о-т п-р-о-х-о-д? – медленно, по слогам, демонстрируя всю артикуляцию, повторил он стражу, иллюстрируя свой вопрос жестами.
Тогда могучий сириец, хитро улыбнувшись, приоткрыл рот и показал в нем обрубок языка.
– Ха! Видать, ты поставлен здесь, что бы охранять самое ценное сокровище Антипы!.. – усмехнулся претор, поворачивая назад.
Вернувшись в царский зал, Квинт нашел блаженно дремлющего Пилатуса на своем ложе и, сидящего рядом, раскрасневшегося, растрепанного Антипу. Музыканты у дальней стены, что-то негромко наигрывали. Все ложа, вокруг стола были убраны, за исключением двух – Пилатуса и Антипы. Поэтому Максимус приблизился к собеседникам, со стороны Прокуратора.
– …но как же так, о, Пилатус, – услышал Квинт продолжение начатого ранее разговора, – Ты же живешь со своей женой в браке, устроенном по законам твоего народа! – обращался Антипа к высокопоставленному собеседнику.
– Ты имеешь, что-то против моей семьи? Презренный! – приоткрыв один глаз, презрительно процедил прокуратор Идумеи и Иудеи, – Я предложил тебе небывалую честь!.. А ты, смеешь со мной спорить?..
– Нет! Что ты… – подскочил на своем месте Антипа, – Ведь я ее отец и, по всем законам, владею своей дочерью безраздельно. Но если я соглашусь с тобой, то моя собственность будет безвозвратно испорчена, что мне потом делать с ней? Поэтому, о, прокуратор, я хотел бы некое возмещение…
– И, что бы, ты, хотел? – открыл второй глаз Пилатус.
– Да простятся мне эти неуважительные слова, Галилее необходима скидка в цензе60…
Антипа покраснел еще сильнее, вскочил на ноги и, запустив пятерню в свои промасленные волосы, снова сел.
– Не суетись, этнарх… – угрюмо бросил Пилатус, – Я подумаю.
– Мой авторитет в Галилее, и здесь в Тивериаде, совсем не велик, ведь неспроста я забрался на этот холм и огородился высокой стеной – сюда хоть не долетают камни из пращей канаимов, которые в этом деле, как ты знаешь большие мастера…
– Да будет мне дозволено прервать Вашу беседу, – вмешался Максимус, – Я хочу высказать восхищение нашему хозяину, за его находчивость разместить дом в таком выгодном месте!..
– И что?.. – лениво посмотрел на него Пилатус.
– Дворец прекрасно защищен и внезапное нападение ночью нам не грозит! – доложил префект, – За исключением… Я осмотрел всю территорию и обнаружил какой-то подземный ход, сразу за дворцом.
Пилатус широко открыл глаза и, приподнявшись на локте, устремил на Антипу вопросительный взгляд.
– Ах, это… – махнул тот рукой, – Это не проход, а тюрьма, я держу там зелотского пророка, помнишь, я рассказывал.
– Может быть, ты покажешь его нам? – изрек прокуратор.
– Изволь…
Антипа, отвлекшись от своих тяжелых дум, рассеяно подозвал своего помощника и что-то прогавкал ему на ужасном местном наречии.
– Сейчас, о, мои почтенные, гости, к нам приведут этого смутьяна…
Музыканты, повинуясь жесту Антипы, прекратили играть и бегом покинули царскую залу.
Небо за окнами окрасилось красным, птичий щебет в саду, вокруг дворца, сменился стрекотом цикад. Царский зал стал наполняться тенями. Рабы внесли зажжённые светильники. Зала осветилась, но в углах продолжали сгущаться сумерки. И тут, двое воинов Антипы, ввели в зал высокого, худого и грязного человека со свалявшимися, давно нечесаными волосами. Он был бос, а руки – связаны за спиной. Позади вошедшего пленника маячил глухо-немой сириец, недавно виденный Максимусом.
– А, а, а! Вот и мой старый знакомый! – встрепенулся Антипа, и обратился к пленнику по-арамейски, – Позволь, Йоан, представить тебя моим гостям!
– Ты решил пригласить меня к столу, который делишь с убийцами своего народа? – Подал голос странный человек, также по-арамейски, но с заметным акцентом.
Максимус внимательно смотрел на него – что-то в нем показалось ему знакомым. Может быть, пронзительный взгляд карих глаз, ярко блеснувших, из под спутанных в паклю волос. А может высокие скулы и прямой нос, сильно отличавшие его от жителей этой забытой всеми богами страны…
– Прошу тебя, – умоляюще сложил на груди руки Антипа, – Не надо нам тут твоих проповедей, здесь нет твоих учеников, этих вонючих пастухов!
– Почему он не встает на колени? – спросил Пилатус у Антипы.
Тотчас, повинуясь быстрому жесту своего царя, один из стражей ударил древком копья пленника под колени. Тот упал, но тут же поднялся на ноги.
– Еще ни перед кем из живущих сыны Израэла не преклоняли колен! – гордо выпрямился он.
Максимус, еще до приезда нового прокуратора, слышал от своих соглядатаев, что за Пограничной рекой, в Перее обосновался какой-то мятежный пророк, к которому со всех сторон стекались недовольные. Но за рекой кончалась его юрисдикция, и этот «пророк» не предпринимал никаких активных действий. Поэтому претор Иудеи и Идумеи ограничился только наблюдением. Потом, как-то все прекратилось и донесения о «пророке» перестали поступать.
Пилатус спустил ноги с ложа, продел ступни в сандалии и неторопливо, пошаркивая, приблизился к, гордо возвышавшемуся над своими стражами, зелотскому проповеднику.