Рецидив

– Почему он еще здесь, воины? – сказал он по-иудейски, – Отведите нашего гостя в его личные покои.

– Не утруждай свой драгоценный рот, словами нашего языка, отщепенец, – бросил ему Йоан с высоты своего роста, – Ты, наверное, забыл, что я понимаю не только по-арамейски, но и многие языческие наречия, на которых говорят твои хозяева?!

– Вот и славно! – разозлился Антипа, – Пусть это станет твоим последним уроком! Пока ты будешь ждать смерти, помни, что ты мог бы стать моим зятем и жить сейчас в роскоши и достатке! А может быть даже стать первосвященником в Иершалиме!

Антипа так распалился, что повернулся спиной к прокуратору и сделал шаг к своему пленнику, которому глухонемой сириец положил руку на плечо, намереваясь повернуть к выходу.

– Не беда! – ответил Йоан, оттаскиваемый стражником, – Моя жизнь не великая плата за истину для всего народа! А ты, останешься царем только в стенах своего дома…

– Здешняя речь, больше похожа на собачий лай… – обратился прокуратор к Максимусу.

И продолжил, обращаясь уже к гостеприимному хозяину.

– И о чем же ты перелаивался с ним?

– Так, – махнул рукой Антипа, переходя на ромейский, – Обсудил с ним тонкости его казни…

– Кстати, о казни, – оживился Пилатус, – Что вы думаете, как его лучше казнить? – он обвел глазами присутствующих.

Квинт напустил на себя безразличный вид и, оторвавшись от колонны, пожал плечами. Антипа, с загадочной улыбкой, провел ребром ладони по своей шее.

– Возможно… – сказал Пилатус, многозначительно улыбнувшись Антипе, – В северном Понте, на границе с Иберией, умеют очень ловко снимать шкуры… с людей, получается очень интересно и, главное, казнимые мучаются сильней, чем на крестах! У тебя есть такие мастера, консул?

– Боюсь тебя снова разочаровать, мой прокуратор, – ответил Антипа, с заискивающей улыбкой, – Мои палачи могут быстро зажарить или разорвать на части, но так изыскано… боюсь, мои люди не в состоянии!

– Жаль… – огорчился знатный римлянин, – А я хотел постелить в своей спальне зелотский коврик!

Обрадовавшись своей шутке, Пилатус утробно захохотал. Антипа, желая его поддержать, подобострастно захихикал, Максимус смог выдавить из себя только кривую улыбку.

– Когда мои высокие гости пожелают видеть голову этого разбойника? – спросил Антипа, после того, как прокуратор отсмеялся.

– Знаешь, что! – ответил ему Пилатус, – Приготовь все для казни рядом с ним, а разделение туловища с головой произведешь, когда мы соберемся в обратный путь. Пусть поживет в ожидании смерти!

– Прокуратор! – обратился к нему Максимус, решив, что настало подходящее время, – Позволь мне допросить его!

– Позволяю… – махнул ладонью Пилатус, – Заодно и подготовишь все к казни. Только смотри меч ему не оставляй. Ха-ха-ха!

Пленник сидел на полу, обхватив руками колени и склонив на них голову. Со стороны, в свете пламени факела, претору Квинту Максимусу показалось, что тот спит.

– Что, этот грязный пес решил самому не пачкаться и прислал ромея? – услышал Квинт его голос и удивился, как тот смог понять, что вошел римлянин, ведь он старался не скрипеть калигами и не греметь своей скваматой62.

Йоан поднял голову и взглянул на вошедшего, в свете факела блеснули его зрачки, а Максимус смог разглядеть этого загадочного зелота. На его лице не было страха или подавленности – только усталость. Максимус не смог выдержать его взгляд и отвел глаза.

– Здравствуй, Йоан, – обратился к нему Максимус на ломаном иудейском.

– Здравствуй? – удивился тот, – И долго ли мне осталось здравствовать?

Максимус не нашелся, что ответить. Посторонившись, Квинт дал закатить глухо-немому сирийцу широкую деревянную колоду, любезно предоставленную Антипой со своей кухни, ее планировалось использовать в качестве плахи.

Максимус закрепил факел на стене и, повернувшись назад, жестом показал немому стражу, что их можно оставить одних. И после его ухода, опустился на корточки перед пленником, обратившись к нему.

– Тебе осталось жить до завтрашнего утра… Скажи мне, не Эмануилом ли зовут тебя близкие?

– Ты знаешь моего брата? – оживился Йоан.

Максимус отпрянул назад! Что бы не упасть назад, ему пришлось вскочить на ноги, что конечно же не укрылось от пленника.

– Что?.. Не может быть…– пробормотал римлянин, повторно отводя взгляд от хитро прищуренных глаз Йоана.

– Эмил рассказывал мне, что мой настоящий отец ромей, – промолвил пленник, – Уж не ты ли это?

Проницательность этого низкородного человека была, как у римского сенатора. Максимус постарался овладеть собой.

– Да, не думал я найти своего старшего сына в такой обстановке. – Ответил он, обведя взглядом подземную темницу.

– Что же мой отец стоит, когда я сижу! – воскликнул Йоан, тяжело поднимаясь на ослабевшие от голода ноги.

– Присаживайся, отец, – указал он на свою импровизированную плаху, – Другой скамьи у меня нет, прости! Чувствуй себя как дома…

Максимус хотел оскорбиться таким заявлением, но посмотрев на своего сына, не увидел в его лице и намека насмешки, лишь почтение молодого к старости.