Река, текущая вспять

— Полно, госпожа Перлигома, — укорил ее старичок, — возьмите себя в руки! До сих пор вам не везло, но вот ваше упорство наконец вознаграждено! — Потом обратился ко мне: — Простите, мадемуазель, для вас это китайская грамота… Но я все вам объясню сегодня же вечером за добрым угощением. Вы любите блины?

Но сначала, Томек, я должна была ждать, пока перед моей кроватью пройдет добрая половина жителей деревни. Ну и процессия! Столько больших круглых голов с пухлыми щечками, столько дружелюбных улыбок… Некоторые дети были такие коротышки, что их глазенки таращились чуть выше края кровати. Я всех благодарила как могла и с трудом удерживалась от смеха. Перлигома — та стояла у двери и утирала слезы уже вторым насквозь промокшим платком. Многие, прежде чем выйти, обнимали ее:

— Поздравляю, госпожа Перлигома!

— Браво, госпожа Перлигома! Уж кто заслужил, так это вы!

Как и ты, Томек, я в тот же вечер должна была умять десяток, а то и больше, блинов в деревенской харчевне. Но нельзя не признать, что это не самая тяжкая повинность. И как они у этих Парфюмеров получаются такими вкусными? Ты пробовал блины с кленовым сиропом? А с шестью сырами?

Так вот, проспала я, выходит, всего три дня. По словам Эзтергома, это очень мало. Он рассказал мне про Мортимера, которого они будили больше шести лет. Спорю на что угодно, он рассказывает про него всем и всякий раз, я уверена, так же от души смеется.

— А бывало, чтоб кто-нибудь спал еще меньше, чем я?

— О, конечно! Несколько лет назад мы подобрали одну девушку, молоденькую, немногим старше вас. Женщины вымыли ее, надели на нее ночную рубашку и уложили в Комнате Сна. Потом они позвали меня, потому что по традиции первым должен читать я. Потом меня сменяют другие — мужчины, женщины, дети, которые уже умеют читать, и каждый исполнен надежды, что удача выпадет ему, что именно он найдет Пробуждающие Слова. Обычно я читаю около часа. Для первого чтения, как сейчас помню, выбрали «Несуществующий цветок» нашего великого поэта Эгома. Только я сел у изголовья, как случилось невероятное: девушка открыла глаза! До этого дня пробуждение никогда не совершалось так быстро. По словам тех, кто при этом присутствовал, достаточно оказалось одного только шелеста страниц! Другие утверждали, что она проснулась, когда я прокашлялся перед тем, как начать читать… Как бы то ни было, побить этот рекорд вряд ли удастся. Во всяком случае, не с тем молодым человеком, который спит сейчас в соседней с вами комнате.

Я вздрогнула.

— С молодым человеком?..

— Да, мы подобрали его позавчера. Можно подумать, он следовал за вами, немного только отстал… Да что ж вы прямо задохнулись, вот, выпейте глоточек сидра…

Знаешь ли ты, Томек, какой ты красивый, когда спишь? Уж я-то это знаю лучше, чем кто-либо, ведь я смотрела на тебя целую неделю! Я пыталась проникнуть в тайну, которую скрывали твои сомкнутые веки: где ты сейчас? Что тебе снится? Потому что тебе что-то снилось, я видела. Но что? Твои маленькие шкафчики? Дорога, проходящая под твоим окном? А может, девочка с карамельками?

— Если это так, — говорила я тебе тихо-тихо, — если это меня ты видишь во сне, тогда открой глаза: вот она я. Между тобой и мной — одни лишь твои веки…

Но у тебя хоть бы ресница дрогнула. И вот я читала, читала… Первое время — почти скороговоркой, так не терпелось мне найти Пробуждающие Слова. Потом сбавила темп. Вообще читать надо не спеша. Ведь в музыке не станешь ускорять мелодию?

Частенько кто-нибудь стучал в дверь:

— Мадемуазель Ханна, вас ждут в библиотеке… на парфюмерной фабрике… в мэрии…

И, поскольку я не спешила принять приглашение:

— Не беспокойтесь, кто-нибудь почитает вместо вас. У нас спящего никогда не оставляют одного!

Или так:

— Мадемуазель Ханна, вредно так долго читать, вы себе зрение испортите. И вообще, вас зовут в харчевню, пора обедать!

Ты обратил внимание, Томек, что у Парфюмеров всегда «пора обедать» — или завтракать, полдничать, ужинать? На их блинах и пирожках я в несколько дней набрала все килограммы, что потеряла за время путешествия. И еще сколько-то сверх того! А на Празднике Пробуждения я за один вечер выпила больше сидра, чем за всю предыдущую жизнь. А что касается местных парней, то они в очередь выстраивались, чтоб пригласить меня в гости или на прогулку. За мной постоянно увивалось не меньше двух. В то утро, когда я отправилась дальше, я нашла у себя под дверью трогательное письмо примерно такого содержания: «Зачем тебе уходить? Оставалась бы в деревне. Мы бы тебя звали Ханнагома, и я бы на тебе женился. Как тебе такое предложение?»

А подписаться он забыл. Карандашом на обороте я написала ответ:

«Благодарю за предложение, но, увы, я должна продолжать путь. Что касается женитьбы, я уверена, тебе, такому предприимчивому, не трудно будет найти другую девушку, которая тебя полюбит…»

«…И которая не будет на голову выше тебя!» — добавила я мысленно, но этого писать не стала.