Читаем Рейтинг Асури полностью

Асури постепенно и осторожно перестал впускать в себя потоки энергии, пытаясь преградить им путь своим нежеланием. Лучи равнодушно и хладнокровно огибали профессора и текли дальше. Афа с удовольствием обнаружил, что в его в распоряжении небольшое пространство, которое огибается потоками. Очень небольшое, но свое собственное! И служит оно сознанию профессора и совершенно не обращает внимания на все остальное. Это бесконечно развлекало Асури, он несколько раз сам попытался препятствовать едва различимым огням касаться его оболочки, по собственной воле отгонял их от себя. Раздражало только одно – никакой реакции со стороны этого пространства не последовало. Равнодушное, даже безразличное, оно мгновенно соглашалось с желанием Афы, уходило прочь, без всякой досады на негостеприимную оболочку. Словно это была воля самого потока, а не желание Асури. Это раздражало профессора, и он все чаще и чаще вмешивался своей волей во вселенское движение. Постепенно профессор стал замечать границы своей оболочки, плотную поверхность, ограждающую себя самого от всего беззвучного и спокойного величия.

Плотная ткань все утолщалась, словно проступала кожа, кожаная одежда, преграждающая путь всему, что могло не понравиться профессору.

Вне себя от счастья Афа летал, подхватывая потоки, плавал в струях энергии, словно акробат, совершал кульбиты в невесомости. Становилось чуть прохладнее, чем обычно. Причину этого профессор сообразил быстро. Раньше, еще без оболочки, он был пронизан насквозь всеми потоками тонкого тепла, изобилием движения внутри него самого и одновременно снаружи. Сейчас же под кожей все затихло и воздух теперь оказался не таким уж ласковым. Афа полетел быстрее, старался меньше менять маршрут. Немного, совсем чуть-чуть, но озноб стал проходить. Впереди профессор стал замечать какие-то тени, ранее никогда не появлявшиеся. Приблизившись, он с удивлением заметил таких же, как и он, существ, одетых в кожу и жмущихся друг к другу от холода.

Асури испугался и быстро повернул обратно. Но существа мгновенно догнали его и облепили профессора своими телами. Еще не так продрогший Афа отдавал им тепло, которого вряд ли хватило бы надолго. Вся группа, повинуясь какому-то приказу, полетела к нему в поисках тепла. Вырваться профессор уже не мог. Сознание подсказывало, что этого не нужно делать, так как в одиночестве холод мог наступить еще быстрее, чем в окружении себе подобных. Тепло было навсегда изгнано из Афы, или, что правильнее и точнее, Афа был изгнан из тепла. Хотя оно было тут, рядом, можно дотронуться. Но кожаная одежда уже не давала лучам проникать внутрь профессора. Внутрь таких же, как и он, существ, летевших в поисках энергии, чтобы окончательно не окоченеть.

Все летели к какому-то яркому пятну, свету… задние напирали на летящих впереди, чтобы занять их место. Существа толкались, протискиваясь поближе в свету. Самые последние постепенно смирялись и, остывая, навсегда оставались ледышками в мировом пространстве. Первые же не замечали ничего: они стремились к свету, яркому лучу, который согревал их остывающие тела.

Афа зажмурился. Сквозь листву кустарника прямо в лицо бил одинокий луч нового дня. Быстро поднявшись, профессор вскрикнул от боли. Все тело ломило от отвратительной «постели», в которой он провел нынешнюю ночь. Осторожно покрутив ногами, руками и сделав десятка два приседаний и наклонов, Афа пришел в себя. Если бы не боль в костях и позвоночнике, можно было бы считать, что он выспался. От захода до восхода было около одиннадцати часов, стало быть, и спал Асури почти столько же. Набрав в кружку отстоянной за ночь совсем прозрачной воды для питья, профессор умылся в колодце и вытерся отстиранной от вчерашней грязи майкой. Проведя рукой по лицу, он ощутил уже довольно-таки сильную щетину в тех местах, где всегда сбривалась ради красоты и изящества иссиня-черная борода. Профессор попытался разглядеть себя в отражении болотца, но темное серебро поверхности отражало только силуэт его головы.

Выпив воды, Афа достал из кармана вчерашние миндальные орехи и съел несколько штук. Накинув рюкзак и подхватив саквояж, профессор вылез из кустарника на тропу.

Теперь он знал все нужные направления, и осталось только решить, идти ли к вчерашним людям или какое-то время прожить одному и, постепенно освоившись, получить хоть какую-нибудь информацию о правилах (если они тут существуют) жизни в этом пространстве, отделенном от цивилизации электрической стеной.

Для начала Асури решил прогуляться в совершенно другую от тропинки сторону, прямо через поле, на котором изредка появлялись деревья или небольшие заросли кустарника.

Перейти на страницу:

Все книги серии Ковчег (ИД Городец)

Наш принцип
Наш принцип

Сергей служит в Липецком ОМОНе. Наряду с другими подразделениями он отправляется в служебную командировку, в место ведения боевых действий — Чеченскую Республику. Вынося порой невозможное и теряя боевых товарищей, Сергей не лишается веры в незыблемые истины. Веры в свой принцип. Книга Александра Пономарева «Наш принцип» — не о войне, она — о человеке, который оказался там, где горит земля. О человеке, который навсегда останется человеком, несмотря ни на что. Настоящие, честные истории о солдатском и офицерском быте того времени. Эти истории заставляют смеяться и плакать, порой одновременно, проживать каждую служебную командировку, словно ты сам оказался там. Будто это ты едешь на броне БТРа или в кабине «Урала». Ты держишь круговую оборону. Но, как бы ни было тяжело и что бы ни случилось, главное — помнить одно: своих не бросают, это «Наш принцип».

Александр Анатольевич Пономарёв

Проза о войне / Книги о войне / Документальное
Ковчег-Питер
Ковчег-Питер

В сборник вошли произведения питерских авторов. В их прозе отчетливо чувствуется Санкт-Петербург. Набережные, заключенные в камень, холодные ветры, редкие солнечные дни, но такие, что, оказавшись однажды в Петергофе в погожий день, уже никогда не забудешь. Именно этот уникальный Питер проступает сквозь текст, даже когда речь идет о Литве, в случае с повестью Вадима Шамшурина «Переотражение». С нее и начинается «Ковчег Питер», герои произведений которого учатся, взрослеют, пытаются понять и принять себя и окружающий их мир. И если принятие себя – это только начало, то Пальчиков, герой одноименного произведения Анатолия Бузулукского, уже давно изучив себя вдоль и поперек, пробует принять мир таким, какой он есть.Пять авторов – пять повестей. И Питер не как место действия, а как единое пространство творческой мастерской. Стиль, интонация, взгляд у каждого автора свои. Но оставаясь верны каждый собственному пути, становятся невольными попутчиками, совпадая в векторе литературного творчества. Вадим Шамшурин представит своих героев из повести в рассказах «Переотражение», события в жизни которых совпадают до мелочей, словно они являются близнецами одной судьбы. Анна Смерчек расскажет о повести «Дважды два», в которой молодому человеку предстоит решить серьезные вопросы, взрослея и отделяя вымысел от реальности. Главный герой повести «Здравствуй, папа» Сергея Прудникова вдруг обнаруживает, что весь мир вокруг него распадается на осколки, прежние связующие нити рвутся, а отчуждённость во взаимодействии между людьми становится правилом.Александр Клочков в повести «Однажды взятый курс» показывает, как офицерское братство в современном мире отвоевывает место взаимоподержке, достоинству и чести. А Анатолий Бузулукский в повести «Пальчиков» вырисовывает своего героя в спокойном ритмечистом литературном стиле, чем-то неуловимо похожим на «Стоунера» американского писателя Джона Уильямса.

Александр Николаевич Клочков , Анатолий Бузулукский , Вадим Шамшурин , Коллектив авторов , Сергей Прудников

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги