Пройдя еще около часа, профессор оказался в довольно обширной заросли прибрежной флоры. Густые кусты казуарины смешались с пенанго-лаутом и кетапангом. Среди зелени было прохладнее, и, хотя по-прежнему мучила жажда, идти стало действительно легче. Несколько раз Асури останавливался и осматривался. Он боялся уходить в чащу, чтобы не оказаться среди дикой природы окончательно. Поэтому он иногда сворачивал поближе к окраине кустарника и шел вдоль него.
Совершенно неожиданно профессор наткнулся на тропинку. Точно, сомнений быть не могло – эта тропа создана человеком! Радость охватила Асури, он уселся у вытоптанной дорожки прямо на траву. Потом неожиданно вскочил, стал вглядываться то в одну сторону тропы, то в другую. Но узкая дорожка была пуста, а там, за горизонтом, как казалось Афе, могло бы существовать начало или конец этого пути. Осталось выяснить, в какую сторону идти.
– В конце концов, нет никакой разницы! И там, и там есть смысл – не может же тропа вести в никуда.
Оставив саквояж, профессор решил немного пройти и осмотреться. Тропа углублялась в кустарник, и было совершенно невозможно догадаться, куда ведет дорожка через зеленую чащу, которая уже напоминала тропические джунгли. Единственной радостью оказалось то, что под ногами стало мягко и сыро. Афа согнулся над своими следами – никакого сомнения, что где-то рядом мог быть источник. Шагнув наугад несколько раз, профессор сообразил, что влага и вместе с ней вязкость шагов увеличивается только в одном направлении. Оглядевшись, чтобы запомнить место, Асури сошел с тропинки.
Действительно, уже через десяток шагов его туристические туфли стали влажными и грязными. Вода была где-то рядом. Профессор остановился и затих. Был отчетливо слышен какой-то шелест всего в нескольких ярдах. Шагнув туда, он чуть было не провалился в топкое месиво. С трудом вытащив ногу вместе с ботинком, Афа смотрел, как яма быстро заполнялась водой. Дальше идти было опасно, он стал ждать. Вода наполнила до краев углубление от ноги профессора и успокоилась.
«Еще немного подождать, – размышлял Афа, – и грязь в воде осядет». Как бы ни хотелось пить, профессор боялся прикоснуться губами к болотной жидкости. Прошло немного времени, и он уже мог различить на дне ямы какие-то листочки, вода светлела и очищалась. Осторожно, чтобы не замутить маленький колодец, Асури встал на колени и коснулся воды. Маленький глоток неожиданно показался не вонючим питьем, а напротив, во рту ощущалась легкая и чистая прохлада. Нагнувшись еще раз, Афа набрал в рот воды.
Отпив, он посидел несколько минут молча, наблюдая за тем, что происходит у него внутри. Ничего не пугало, и профессор еще раз наклонился к лужице. Два-три больших глотка – только воля заставила его оторваться. Опустив пальцы в воду, Афа сполоснул лицо и встал. Через минуту он уже был на тропе и шагал в сторону оставленного саквояжа.
Профессор еще раз огляделся, чтобы хоть как-то предположить, в какую же сторону идти, или даже найти незаметные указатели. Ничего так и не придумав, Афа пошел в сторону заката, уверив себя, что там должен быть океан. Пройдя всего несколько шагов, он остановился…
– Если появится океан, то уж точно никакой растительности рядом не будет, – рассуждал профессор. – И уж тем более воды. Правильно будет идти в противоположную сторону; во всяком случае, джунгли дадут миндаль, какие-нибудь фрукты и воду. Сейчас это важнее…
Асури стоял посреди тропы и уговаривал себя. Логика победила привязанность к океану, Афа быстро зашагал в уже знакомую сторону. Дойдя до места, где он свернул в болото, профессор потянул ветку тоненького деревца и прикрепил конец к другому дереву какими-то вьющимися растениями. Походило на шлагбаум, не заметить который было невозможно. Отойдя немного, Асури посмотрел на самодельный знак и удовлетворенно зашагал дальше.
Тропинка вела вдоль зарослей миндаля, иногда петляла между деревьями, вновь выходила на окраину начинающихся джунглей. По другую сторону тропы был все тот же тоскливый пейзаж пустынной земли, уходящей за горизонт.
Солнце уже отбрасывало тень профессора перед собой, удлинялась через каждые сто шагов, день медленно начинал превращаться в свою противоположность. Близость к экватору давала свои преимущества: день почти всегда начинался и заканчивался в одно и то же время. Сумерек в Байхапуре не было: день ждал, когда солнце уйдет за горизонт, и тут же передавал свои полномочия ночи. Темнело быстро, за каких-нибудь пятнадцать минут. Времени оставалось слишком много, чтобы начинать думать о ночлеге, и эти мысли Афа гнал от себя изо всех сил. Важнее было найти хоть какое-нибудь пристанище людей…