Сделав несколько шагов, Афа вернулся к месту ночлега и оставил саквояж. В дорожной сумке лежало все то, что было необходимо для путешествия в Швецию: рубашка, идеальная фрачная пара, лаковые туфли, несессер и несколько книг. Бросив несессер в рюкзак, профессор вытащил фрак и повесил его на одну из веток гелама – дерева с красивым рисунком. В доме у Афы было множество статуэток и различной утвари из этого материала. Фрак рассмешил профессора: словно позывной из прошлой жизни, он казался настолько ненатуральным, что даже не вызвал ностальгической тоски по прежним временам, до такой степени это выглядело нелепо. Аккуратно сложив фрак в саквояж, Асури подсунул его к самым корням кетапанга, прикрыв вдобавок еще несколькими ветками. Отойдя ярда на полтора, он обернулся – ничего особенного в зелени не было, саквояж слился с цветом корней, земли и выцветшей травы. Надев рюкзак, Афа, как и задумал ранее, пошел через нехоженое поле к далеким деревьям.
Профессор Асури обладал уникальной способностью, о которой в его окружении мало кто догадывался. Вполне возможно, что эта способность могла вообще оказаться уникальной для человечества. Афа обладал диалектикой мышления. Можно сказать, что у него никогда не было никакой установки, повсеместно распространенной среди людей. Асури не был подвержен никаким устоям жизни, порядка – правилам и нормам. В детстве, будучи очень впечатлительным ребенком с богатым воображением, он однажды получил отцовское наставление. В русских семьях, да и во многих европейских, принято считать ребенка самостоятельной личностью. Исключение составляли иудейские семьи и старообрядческие, домостроевские. Отцовское слово было законом, неприкосновенным для любого анализа. Допускалось только буквальное исполнение. Маленький Афа, будучи еще Афанасием, и не догадывался о возможности опротестовать отцовское мнение, не говоря уже об ослушании.
Наставление было совсем нестрогое, всего-навсего подсказывающее дальнейшее поведение:
– Сынок, прежде чем что-то решить, взвесь все за и против. Не торопись с выводами…
Простые отеческие слова врезались буквальностью своего смысла. Воображение мальчика действительно взвешивало то одну, то другую сторону вопроса. Игра настолько захватила Афанасия, что в дальнейшем он уже не мог обойтись без сталкивания нескольких мнений. Удовольствие доставляла сама борьба различных высказываний, их вес, убедительность. Будучи юношей, завтрашний профессор мог часами наблюдать за диалектикой собственного мышления. Он никогда не торопился окончить поединок, дабы определить одно непоколебимое и стойкое понятие. Увлекшись, Афа навсегда отказался от какой-либо позиции без аптекарской точности эксперимента. Именно поэтому его так заинтересовал труд «Теория установки» Узнадзе и Натадзе: ученые действительно определяли природу краеугольных камней общества, где источником всегда была победа над противоположным мнением. Уже тогда молодой ученый заинтересовался, на каком основании одно мнение, впоследствии оказавшееся даже непригодным, одерживало победу над другим, отправляя беспомощное проигравшее мнение в небытие. Вот тогда и помог совет отца – «взвешивать»… Действительно, если смотреть с любопытством, а не пристрастием, то можно обратить внимание на удельный вес того или иного мнения. В этом случае все встает на свои места – Асури никогда не ошибался в своих выводах только потому, что всегда выбирал ту позицию, которая объективно побеждала в его ментальных играх. И совсем не расстраивался, если новое мнение полностью расходилось с прежним, устоявшимся и проверенным.
Именно такой подход к алгоритму человеческого мышления когда-то позволил профессору открыть колоссальную разницу между искусственным интеллектом и совершенным программированием машин для решения потребительских задач. Одним из фундаментальных открытий поведения мышления являлось существование в подсознании диаметрально противоположных решений. Мнений, которые доселе не были известны ему. Но как только профессор допустил, что любое мнение имеет свое отражение в виде противоположности, подсознание с легкостью подкидывало ему все новые и новые аргументы для дискуссии внутри самого себя. Впоследствии эта способность была названа гениальной, а сам Асури – гением. Никто не возражал против такого назначения молодому ученому неформальной степени превосходства. Сам Афа никогда не рефлексировал по поводу этого гордого своего свойства, его больше занимала сама игра во «взвешивание» всех за и против…
Сейчас он шел, опустив голову, и повторял виденное во сне, сличал его с собственными знаниями и ночным разговором с настоятелем монастыря Натом Ринпоче.
Афа не торопился, он прекрасно понимал, что речь идет исключительно о моменте, который в Библии описан и назван как грехопадение. Об этом Асури знал и знал подробно (набожная семья долгие часы проводила в беседах об основном вопросе человеческого несчастья). Он знал также и о «неизлечимости» человека от греха, о вечном покаянии и смирении.