Насчёт порядка – явно преувеличил. Видимо, к немцам прибыло подкрепление, нарастали крики за спиной, скрипела под ногами гнилая растительность. Немцы сунулись в низину, стали обстреливать лес.
– Багдыров, садись. Будем оборону держать.
– Товарищ лейтенант, вы уходите. Я сам их задержу.
– Нет, ты что Рахат? Извини, подвинься. Один ты с такой ратью не справишься. Расходимся в стороны, ждём.
Они ушли с тропы, присели за деревьями, основная часть группы вышла из зоны поражения. Немцы спускались в низину, мелькали огоньки – они шли по тропе, протоптанной разведчиками, боялись с неё сходить, блуждали блики электрического света. Немцы шли не уверенно, явно не в восторге от полученного приказа.
– Храбрые какие, – глухо сказал Багдыров. – Думал не рискнут… Выбьем из них последнюю храбрость, а товарищ лейтенант?
– Не спеши, Рахат. Пусть подойдут – они не знают, что мы готовим им встречу.
Погоня приближалась, брызги света озаряли бледные лица. Огонь разведчики открыли одновременно, из двух стволов – свинцовый град накрыл отряд. Немцев было не больше десятка – всё что собрали, они испуганно закричали, попятились, огонь был плотный, не допускал манёвра: кто-то сразу погиб; кто-то оступился – на него налетели те, что пытались убежать, устроили свалку. Пули рвали обмундирование, разлетались горящие фонари, ответных выстрелов было немного – они потонули в рокоте советских автоматов – кто-то отвалился от тропы, бросился за деревья, но ноги запутались в корнях и пули не обошли стороной, двоим удалось убежать. Отдались крики, тропа продолжала простреливаться, пока в магазинах не закончились патроны.
Стало тихо, как и должно быть в ночном лесу. Не все фонари погасли, некоторые лежали в траве и испускали рассеянный свет. Из стана противника вестей не поступало – неужели отстали? Багдыров недоверчиво вытянул шею:
– Это всё, товарищи лейтенант?
– Это антракт, – пошутил Шубин. – У тебя патроны остались?
– Не, товарищ лейтенант. Ради фрицев ничего не жалко – всё истратил.
– Вот и я… Ладно, пошли… Некогда боеприпасы собирать.
Они побежали пригнувшись, опасаясь, что в горке мертвецов найдутся живые и станут стрелять в спину, но никто не стрелял. Немцам пришлось признать, что ночные бдения в русских болотах не для них. По курсу кричали по-русски, слава богу.
– Не стреляйте!.. Это мы!.. – ответили хором.
Группу догнали через несколько минут.
– Все живы – здоровы? – бросился навстречу Герасимов, белели зубы в темноте, улыбка цвела до ушей. – Ну и наделали вы шороху, товарищ лейтенант. Пусть знают наших!
– С пленным порядок? – Шубин отстранил разведчиков.
– Про нас, товарищ лейтенант не спрашивает, – засмеялся Мостовой. – Немчура для него важнее.
– С вами-то что сделается? – отмахнулся Шубин. – Считай фарфоровую вазу к нашим несём – не дай Бог разбить.
Пленённый майор сидел привалившись к дереву, по обострившемуся лицу ползли тени, тёмные круги образовались под глазами. Это был уже не тот самоуверенный вояка, что несколько часов назад плескался в пруду. Он тяжело дышал, прикрыв глаза, бледное лицо лоснилось от пота, сил выражать презрение уже не было.
– Экстерьер, конечно, так себе, – ухмыльнулся Глеб. – Но хорошо, что цел.
– Гадина фашистская! – процедил Вожаков. – Он во всём виноват – вёл бы себя прилично, ничего бы не случилось. Легче стало, герр майор? – Вожаков в сердцах пнул пленника ногой.
– Как же мы эту машину про воронили, а, товарищ лейтенант? – посетовал Шлыков. – Откуда ни возьмись… Как в сказке… Мы же наблюдали – никого не было.
– Значит за холмом стояли с погашенными фарами, а потом тронулись, – объяснил Глеб. – Прозорливее надо быть.
– Чего?.. – не понял Вожаков.
– Забудь. – оскалился Герасимов.
Передохнув пару минут, группа тронулась в путь. Погони не было, но нутром ощущалось что-то недоброе. Начиналось болото и сходить с тропы уже было опасно, почва под ногами угрожающе прогибалась, липкая гуща цеплялась за сапоги, отпускала с неохотой. Свет фонарей вырывал из темноты подкрашенные ряской окна, от которых стоило держаться подальше – скорость упала до минимума. Пленник получил инструкции как себя вести, если не желает оказаться на том свете. На самоубийцу он не тянул, но с импульсивными выходками у герр Хольцмана всё было в порядке. Он молча выслушал, промолчал, руки майора оставались связанными.
Восемь человек тянулись через болото, фонари прикрепили к одежде, орудовали слегами. Хольцман все же сошел с тропы, видимо, нечаянно, испуганно крикнул, когда нога провалилась в жижу. Его схватили, вдвоём на силу вытащили, спасли почти утонувший сапог. С немцем возились как с маленьким ребенком, даже пропало желание бить его по затылку. За пятнадцать минут прошли не больше двухсот метров.
Мерзкий свист накрыл с головой – мина грохнулась в болото, метрах в тридцати правее, взрывом разметало болотную тину, окатило с головой. Шлыков навалился на Хольцмана, вынудил того лечь. Взорвались ещё две мины, примерно в той же области, одна чуть ближе.
– Ложись!.. – крикнул Шубин. – Миномётную батарею подвезли, черти.