Из расположения полка должны были слышать звуки разрывов и хотя бы озадачиться вопросом: зачем фашисты швыряют мины в болото?
Недолгое время разведчики пытались передвигаться, поддерживая Багдырова, Рахат стоически переносил тяготы, но порой выл от искромётной боли и поносил товарищей последними словами.
Пленный немец опять не удержался на тропе, и в этот раз его чуть не потеряли. Он сам перепугался до смерти, когда липкая субстанция связала сапоги и стала засасывать, вцепились в него втроём, при этом Вожаков сам чуть не отправился на дно. Бравые разведчики, бесстрашные в бою, испытывали леденящий ужас при мысли, что тьма трясины разверзнется, а потом сомкнётся над их головой. Хольцмана трясло как эпилептика, его достали из болота, положили сушиться. Группа находилась в самом чреве гиблого места. Попутно вскрылся ещё один интересный факт: аккумуляторные батареи в фонарях оказались не вечными, выдавали их редко, срок службы многих из них уже подошёл к концу – свет мерк на глазах.
Группа продвинулась на пятьдесят метров, выбралась на относительно твёрдый участок, но впереди опять простиралась полная неопределённость. Фонари озаряли лишь пространство под ногами, в прорехах между кронами деревьев поблёскивала луна, отражаясь в тех местах, куда совершенно не хотелось наступать.
– Прибыли, товарищи красноармейцы, – сообщил Шубин. – Дальше не пойдём – опасно. Головой товарища Багдырова рисковать мы не можем, а тем более головой майора Хольцмана, не в обиду товарищу Багдырову будет сказано. Ищем сравнительно сухие места, заворачиваемся в плащ-палатки и на боковую. Ночи пока тёплые – не околеем. Охранение по сорок пять минут. Герасимов начнём с тебя. Хольцмана можно привязать к дереву, руки должны оставаться связанными.
Бледный, исчезающий свет озарил искажённое мукой лицо с потухшими глазами.
Глеб перешёл на немецкий:
– Сожалеем, но вам предстоит ночёвка под луной, в компании русских болотных кикимор. Допускаю, что вы к этому не приучены, но выбора нет. Постарайтесь за ночь сохранить самообладание и здравый рассудок, не советую сбегать – вы в лучшем случае пройдёте несколько метров и спасать вас будет некому. Мужики, есть у кого запасная накидка? Надо беречь немца, раз уж взяли на себя эту ответственность.
Народ заворчал – меньше всего им хотелось заботится о гитлеровских нелюдях, пошучивал Бурмин: «Держитесь крепче за воздух, товарищи. По ночам из болот вылезает нежить, хватает людей за пятки и утаскивает на дно трясины». Товарищи огрызались: «Заткнись!.. Без тебя страшно».
Герасимов тщательно привязал немца, пристроился рядом, закурил, начал жаловаться, что от немца плохо пахнет, ему положено молоко за вредность. Проснулись комары, вились с раздражающим звоном, впиваясь в незащищённые места.
– Какого чёрта, – ругался Шлыков, шлёпая себя по рукам. – Ночь же, чего им не спится?
– Ага, будут они спать, когда такое лакомство пропадает, – фыркнул Мостовой. – Ох, нажрутся они за ночь, утром нам капут придёт. Рахат Лукумыч, ты как?
– Ты бы лучше не спрашивал, Вадька… – простонал Багдыров. – Тоска страшная, пошевелиться не могу – сразу рука болит, а кругом ещё эти комары. Они уже под плащ-палаткой, суки, кусаются. Товарищ лейтенант, нам что – всю ночь тут кровососов кормить?
– Можешь идти, кто тебя держит? – проворчал Глеб, кутаясь в плащ-палатку.
Вдобавок, к прочим неудобствам, от земли уже тянуло холодом.
– Не понимаю, какой смысл помирать такой странной смертью, когда хоронить будет нечего? И немцы если узнают, засмеют. Ты уж дотерпи до утра, глядишь и доковыляешь до госпиталя.
– Подождите… Товарищ лейтенант… – начал осознавать свое страшное положение Багдыров. – Это что же получается?.. На следующее задание я уже с вами не пойду?
– Думаю нет, Багдыров. Поэтому спи спокойно.
Товарищи сдавленно веселились, все люди как люди – кого-то осколком поранило, других пули задели – в принципе есть чем гордиться. А Багдырову позор на весь кишлак – руку сломал. Он вяло отбивался, потом тяжело вздохнул и пообещал, что обязательно что-нибудь придумает.
«Интересно что? – думал Шубин, гоняя под брезентом настырное комариное войско. – Сделает вид, что рука здоровая? Вот тоже сделал вид, что здоров, а теперь от боли гнёшься и сильно этого стесняешься».
– Обидно, что такая ерунда с нами стряслась, – подал слабый голос Мостовой. – Чуть пораньше бы к болотам подошли, успели бы переправиться, спали бы сейчас как белые люди.
– Мужики, а я знаю почему он это говорит… – встрепенулся Герасимов. – Признайся, Вадим: надеялся, что к Варюши успеешь сбегать перед отбоем? А если дежурить, то можно и после отбоя, верно? Признайся честно, Вадька: ты же лелеял такие замыслы?
– Да пошёл ты!.. Это тут причём? – стушевался Мостовой.
– А?.. Что?.. – оживился любопытный Бурмин. – О чём речь?
– Не о чём… огрызнулся Мостовой.