Redrum 2017

Пока родители эвакуировали своих притихших гномиков, я пробрался ближе к россыпи хирургической утвари, вокруг которой корчились на полу мои бывшие товарищи. Ворона уставилась на меня раздутыми красными глазами, скрипя зубами и скалясь. Жора выл, обхватив голову, сначала тихо, а потом все громче и громче. Наконец, когда кроме нас никого не осталось, из него вырвался пронзительный нечеловеческий крик, а рот открылся до того широко, что губы покрылись вишневыми трещинами. Внезапно он открыл свои прежде зажмуренные глаза, и я увидел, как дрожат его огромные почерневшие зрачки. Меньше всего, кажется, проявлял себя Сеня. Он так и лежал, сжавшись в гигантское яйцо, внутри которого часто и громко рычал. Какой-то у него был, видимо, свой особенный способ противостоять сильной боли. Скорая приехала, когда изо рта Жоры начала идти желтоватая пена. Ворона случайно зацепила рукой один из своих пирсингов, некрасиво разодрав нижнюю губу, и стала похожа на вурдалака, которого рвет кровью.

Через несколько минут все закончилось. В комнату влетели мужики в синих штанах и куртках, и забрали все, что осталось от моего Бабая. В карете психам, конечно же, полегчало, и я думаю, тогда они и задумались над местью. Да уж. Я очень надеялся, что они поймут, с кем связались, и что лучшее решение — обо всем забыть. Лучшее, хоть и не простое.

Но я ошибся.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Через неделю ко мне заявился Вадик Порох. Я даже не сразу понял, что это был он — уши на месте! Я стал к ним присматриваться, его это уши или не его? Он приехал за вещами Вороны. Собирал их по всей квартире, сверяясь со списком и сопя. От меня он молча отводил взгляд. Мне тоже было неловко. Неловко и стыдно. Наконец, он не выдержал, швырнул в сторону какую-то Воронину тапку и произнес:

— Жора боится из дома вылезать. Сеня на таблетках. Ворону в дурке держат… Мы же все тебе верили!

У меня пересохло во рту.

— За что ты их так? Тебя хотя бы раз кто-то из ребят обидел? Хоть раз, а?!

«Нет», — ответил я мысленно, и почувствовал, как в моей душе просыпается и расправляет костлявые крылья нечто большое и уродливое. Что-то пострашнее, чем простая боль. И будто видя это, Вадик продолжил:

— Думаешь, мы боимся твоей дурацкой суперсилы? — он пренебрежительно хмыкнул. — Да она же не настоящая, твоя боль. Не страшная. Предать друзей — вот что больно и страшно. Мразью стать.

Он посмотрел мне в лицо, гоняя желваки перед своими вновь пришитыми ушами, и больше ничего не сказал. Подобрал в сумку последнюю тапку, скомкал и швырнул мне в лицо бумажку со списком. И ушел, оставив меня один на один с этим новым зловещим монстром, который уже полосовал когтями мое сердце. И это было действительно больно, но, увы, — с этой болью я ничего сделать не мог. Угловатый, дерганый почерк Вороны, я подобрал и развернул ее список: «… чашечка в виде котенка, там одна только черная, увидишь… черные тапочки, не белые же, черт меня… и будешь уходить, скажи этому психу, что я буду скучать».

Мне было очень плохо. Меня терзала совесть. Я пытался найти Ворону, но след ее терялся сразу за отделением скорой помощи. За ним ни о какой «вороне» никто не знал. Даже, если удавалось объяснить без имени, о ком идет речь, разговор заканчивался на вопросе: «Кем вы ей приходитесь?». Действительно, кем? Одним из психов, наверное.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

С тех пор прошел месяц. По городу вовсю полыхал летний зной, в этом году почему-то особенно жаркий. Мне пришлось даже уменьшить емкость мусорного ведра. Купил поменьше, чтобы чаще выносить, а то к вечеру начинало подванивать. Заменил черное ведерко на синее. Совесть вроде успокоилась.

По утрам я выхожу из дома, надев белоснежные кроссовки «Асикс», облачно-серые беговые брюки «Адидас», тоненький браслет пульсометра «Гармин» и футболку с надписью «Время боль» швейной фабрики «Стрелка». За домом прохладный лес, живой и зеленый, розовая гравийная дорожка, которая хрустит, словно крупный сахарный песок, и яркое синее небо над желтой кепкой. Катя уже на дорожке. Конечно, я бегаю быстрее, чем она, но мы все равно обязательно встретимся в лесу, ударим по рукам, улыбнемся друг другу, а вечером, после работы, она снова придет ко мне, и тогда, покусывая свежую пиццу, мы будем смотреть какой-нибудь красочный фильм.

Катя, Катя, Катерина. Она совсем-совсем другая, она светлая и добрая, совсем не похожа на Ворону, со всеми ее наколками, пирсингом, заклепками и какими-то жуткими черными мыслями. Единственное, что пока никак не клеится к воздушному образу — заставленная хоррором книжная полка. Черт меня раздери, у нее там Кинг, Кунц, Кэмпбелл… Немного почитав первого, с ужасом представляю, о чем могут быть другие. А смотреть мы собрались какую-то «Мглу». Так что я, на всякий случай, не рассказываю о том, что умею.

Надо бы к этой Кате внимательней присмотреться.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ Валерий Лисицкий Паскудники ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀