Redrum 2017

Почему же я к ним напрямую не подошёл с этим вопросом? Тот, кто с беспризорниками не общался, этого и не поймёт. Нельзя забывать, что это не дети рабочего класса, честные и воспитанные. Наши подопечные на улицах жили, с младенчества христарадничали. Несколько «хитрованцев» среди них затесалось. Ну, самой Хитровки тогда уже не было, ликвидировали. Но «воспитанники» этой клоаки не в воздухе растворились. Рассеяли их по всем Советам — кого в колонии, кого ещё куда… А те, кто помладше да не опасен, в приюты угодили. Станут такие прямо на вопросы отвечать? И не забывайте — для них что жандарм, что комиссар, что учитель — одно лицо, только в разной форме.

Так, в общем, я и не смог догадаться, кто же автор послания. И решил схитрить. Тот, кто революцию прошёл, не глупее же беспризорников? Я хоть и тогда уже немолод был, ребятам казался вообще мумией египетской, а ум-то живой смог сохранить. И потому вступил в сговор с Абельханом Аймаметовичем, учителем русского. Он, даром что татарин, язык любил так, как писатель не каждый любит. Мы с ним дружили, поэтому он мне не отказал. А план был простой: устроить ребятам диктант, в котором слова будут содержать тот же набор букв, что и в записке. А потом уж по почерку определить автора.

Конец истории? Да как бы не так. Беспризорники — народец ушлый. Почерк не совпал ни с кем из отряда. На всякий случай проверили ещё второй отряд, в котором я не вёл, там тоже ничего. Левой рукой писали, черти! То есть, это мы так подумали тогда.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Но всякая тайна перестаёт привлекать, если не поддаётся сразу. Да и не до праздных размышлений в детских домах. Там как на фронте, бытовые проблемы наваливаются каждый день и большим скопом, не до загадок становится очень быстро. А у нас проблем хватало.

Во-первых, приближалась зима. А мы только-только получили в своё распоряжение старую купеческую усадьбу. Ну, как усадьбу… Название одно. Стены голые мы получили. Окон нет, кое-где дырки от пуль в стенах, копоть повсюду. Годы-то какие были? Некуда было больше беспризорников девать. Ремонтом сами занимались. На первом этаже классы, на втором — спальни. У педагогов отдельные, а воспитанники по-спартански, отрядами ночевали. Вот мы там и вкалывали. Не забывая об уроках, конечно, от программы-то отстать нельзя. Повариха с завхозом сами кухню в порядок приводили. Спасибо, хоть стройматериалами нас власти снабдили.

Утеплялись мы в срочном порядке, зима в тот год лютая ожидалась. Каждый день ходили на вылазку в лес, за дровами. Запрягали клячу полумёртвую, брали воспитанников, кто покрепче, да и отправлялись.

Но только быт наладили более или менее — новая напасть! В начале зимы народу ещё на целый отряд нам пришлют! Тридцать человек обещали, может, больше даже. А селить их куда? Ясное дело, помещения надо готовить заранее, а то из этих тридцати двадцать в госпиталь отправятся в первую же неделю. А ребята заартачились. Так и так, не желаем на новичков горбатиться! Мы тут своими руками себе всё обустраивали, а им на готовенькое? Ну, можно понять их, конечно…

Словом, позабыл я совершенно про записку эту. И не вспоминал до самого декабря. А вспомнил только потому, что обнаружил у себя на столе, так же, с утра, новую записочку. Снова на клочке бумажки. Только на этот раз не с похвалой за учительское усердие. Было там написано: «Вы нам нравитесь». Тем же корявым почерком. А внизу приписка, явно второпях начерканная, печатными буквами: «ЖИВОЙ ТЁПЛЫЙ».

И отчего-то меня в пот бросило. В холодный.

Сам не знаю, чего я испугался. Веяло чем-то от этих слов таким, недобрым. Как угроза они воспринимались. Время-то голодное было. Зиму мы почти без припасов встретили. Пацаны жрать хотели, как волки. Бродили все тощие, глаза горели. Мы тогда педсоставом с Николаем Николаичем посидели все вместе, обсудили, да и даже стали глаза закрывать, когда наши подопечные убегали в город «промышлять». Ну, а как иначе? Чего ж им, с голоду дохнуть? Да и коллектив сплачивался, старшие младших подкармливали, заботились, как о братишках…

Нехорошо, да! Но не было тогда другой возможности. Закрутили бы мы гайки — и посыпались бы наши беспризорники по городам, как яблоки с веток.

Делили мы все горести пополам с воспитанниками, у всех животы к спинам прилипали, в руках карандаши держать не всегда выходило от холода, а тут на тебе. «ЖИВОЙ ТЁПЛЫЙ».

Да и буквы эти печатные… Наши-то все уже прописные освоили, Абельхан Аймаметович постарался на славу. И выглядели они так, будто карандаш держали не пальцами в щепоти, а в кулаке — остриём вниз. Странно это было. Противоестественно.

Но и не настолько, чтобы панику разводить. К Николаю Николаевичу я обращаться не стал. Вообще скрыл ото всех. А там и новое поступление, почти месяц назад обещанное, подтянулось. И опять стало не до расследований. Их же принять надо, расселить, научить пристойному поведению. Драки каждый день. Нет, стенка на стенку мы им не позволяли, но мелкие стычки случались часто.