Redrum 2017

Ожившая Лиля с силой вогнала пальцы в промёрзшую землю. Несколько фаланг сломались, почерневшие ногти сорвались с мёртвого мяса. Но она не чувствовала боли. Как сапёрной лопаткой она взрезала и выворотила чёрные куски мёрзлой земли и засунула в рот. Жевала. Зубы вылезали из обескровленных дёсен. Но она продолжала жевать, раздирая рот. С каждым комом земли, проваливающимся в пересохший пищевод, она становилась мощнее. Сила родной земли наполняла безжизненную оболочку. Она не Лиля, а хаос. Она обрела сокрушительную мощь тяжёлого танка «Иосиф Сталин-2». Она не знала пощады, потому что не знала никаких чувств, свойственных человеку. Она была чуждой самой жизни.

Насытившись землёй, Лиля испытала новый позыв. От холодных комьев, смешанных со снегом и льдом, утроба неприятно сжалась, изнутри ломило. Теперь ей нужна была горячая, бьющая ключом, напоённая жизнью кровь. Медленно она поднялась на ноги и двинулась ломаной походкой к ближайшей избе.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Радовский попался в капкан.

Сперва ему казалось, что поленница хорошее убежище, но немец не давал выйти. Стреляли аккуратно, словно выковыривая из-за наваленных дров. Пули расщепляли чурбаки, обваливали кучу, делая её всё меньше. Щепки летели во все стороны, и сосновый верешок, как игла, глубоко вонзился в щеку партизана. На морозе чувство боли притупилось, но вкус собственной крови пьянил по-дурному. В голове шумело и хотелось совершить глупость, броситься в лобовую на крохотные избяные оконца, откуда велась пальба. Струйка крови стекла по щеке, и Радовский утёрся. Царапина — плохая примета.

В перерыве между выстрелами громко крикнули:

— Хэй!

Условный знак, что ещё одного товарища подстрелили. Нападение захлебнулось, надо было отступать. Когда вдруг, как по волшебству, из дома перестали стрелять. Ещё мгновение спустя автоматная очередь раздалась внутри избы.

— Неужто кто-то из наших пробрался? — обрадовался Радовский.

Не мешкая, он вскочил на ноги, перебежал под самые окна и привалился к стене. Сердце бешено бухало, а на тонких губах расплылась довольная улыбка. Внутри поднялась суматоха, кричали по-немецки и стреляли.

Радовский наощупь проверил затвор, перекрестился, чего давно не делал, и выпрямился прямо перед окном. Выстрелил. Передёрнул затвор. Выстрелил. Передёрнул затвор. Выстрелил. Повалился на снег и пополз к сеням.

В свете ружейных всполохов он видел, как все три выстрела попали в серошинельную спину. Солдата опрокинуло лицом вперёд, и тот больше не шелохнулся. Но в глубине избы, на долю секунды, он увидел неясную фигуру. Белесое голое тело, цветом напоминающее опарышей.

— Чертовщина какая-то. Привиделось.

В избе истошно закричали.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Лиля вошла через заднюю дверь, которую караулил Христиан. В её изъеденной и покрывшейся плесенью памяти встала картинка — маленький человечек держит перед глазами странный аппарат с мёртвым стеклянным глазом и вращает ручку.

Пустое воспоминание.

Христиан, с рождения наделённый острой интуицией, сразу понял, кто стоит в дверях. Поэтому и не успел выстрелить. Разум отказывался верить, что мёртвые оживают.

— Heilige Mutter!

Тварь, которая когда-то была Лилей, молниеносно выкинула руку вперёд и скомкала лицо немца, как лист бумаги. Пальцы провалились вовнутрь и покрылись кровью. Она поднесла ладонь ко рту и жадно облизала.

Когда немцы спохватились, что враг пробрался внутрь, было уже поздно.

Они метко стреляли в призрака с отсечёнными грудями, но разве можно убить то, что уже мертво? Пули рвали бесполезную плоть и могли только на короткий шаг задержать Лилю. Она переходила от человека к человеку и рвала их на части.

Схватила одного из офицеров за челюсть и лёгким движением вниз оторвала её. Даже с вывалившимся по грудь языком он продолжал кричать. Тогда Лиля повалила его и откусила вырост, похожий на толстую змею.

Лиля отвлеклась всего на мгновение, но достаточное, чтобы агонизирующий Раух выхватил люгер и выстрелил ей прямо в лицо. Холодную мёртвую кожу обдало облаком раскалённых пороховых газов. Пуля вошла над левой бровью и выломала заднюю крышку черепа. Но Лиля только пристальнее посмотрела на свою добычу. Поломанными и зазубренными ногтями она разорвала Рауху горло и переломила позвоночник.

Она встала, покачиваясь. Из черепа, как из разбитой вазы, вываливались куски мозга, обломки кости и ошмётки кожи, смешанные с окровавленными пучками волос.

В углу Лиля заметила ещё одну добычу. Немец вжался в стену, словно пытался просочиться сквозь щели меж брёвен. Но в кромешной темноте его белое перепуганное лицо сияло, как железнодорожный фонарь. Она разорвала несчастному живот и вынула внутренности. Длинный кишечник она наматывала на руки, словно кудель. Время от времени отрывая зубами куски. Затем вонзила пальцы в коричневую подушку печени и перед самой смертью немец, узнал, что у боли нет предела.

Со стороны окна раздались три выстрела. Но всё это было неважно. Всё неважно, кроме дьявольского голода, который надо утолить.