А я признаюсь в своей любви к радио, которое при всей кажущейся скромности средств, может быть, одно из самых богатых искусств по выразительности, образности и силе. Радио не так уж давно существует на этом свете, немногим больше ста лет, но оно уже завоевало особое место. Если в выразительных средствах кинематограф заимствует у телевидения, телевидение — у кино, а театр — у кино и у телевидения, то радио вне этой игры. Ему не нужны возможности изобразительных искусств. Ему нужно лишь слово, и нужен мастер, который может это слово произнести. Из удачного сочетания происходят чудеса, но всегда при единственном условии: слово и голос, голос и слово.
«Антикиллер» и другие
Кроме «Ворошиловского стрелка» и «Подмосковной элегии» последние годы подарили мне еще несколько работ в кино и театре. Самой заметной из них, пожалуй, стал «Антикиллер». И хотя роль в этом фильме представляет собой нечто противоположное тому, что мне обыкновенно приходилось играть в кинематографе, я долго не раздумывал, стоит ли браться за нее, когда по этому поводу со мной связался режиссер Егор Михалков-Кончаловский — человек, которого я знаю с самой лучшей стороны. А вот над предложенной ролью поразмыслить пришлось.
Мне следовало изобразить благообразного, обкатанного жизнью бандита, который с возрастом приобрел лоск и даже некоторые манеры. Поэтому в своем доме он окружает себя богатой и вычурной обстановкой. В этой безвкусице присутствует напускная благопристойность — ее-, по-моему, и следовало сыграть. Но суть этого человека прежняя. Он пахан, отвечающий за воровской котел. Отсюда изворотливость, цинизм, безжалостность. У моего персонажа некогда было перерезано горло, значит, он должен произносить фразы сипло и с надрывом. Исходя из этих условий, чтобы сделать роль достоверной, я решил немножко по-актерски похулиганить. Мне вспомнился хрипатый Дон Карлеоне в исполнении Марлона Брандо. Почему бы, в самом деле, не сгустить краски и вместо российского вора в законе не сыграть американского мафиози? А вернее, не его, а просто в своей игре передать игру великого актера в подобной роли? Каюсь, я нахально ее повторил, отсюда у пахана в «Антикиллере» этот тон, эта избыточность в поведении.
В конце фильма главный вор вынужден застрелиться. Казалось бы, финал закономерен, зло наказано. Однако у зрителей
осталось недовольство: и не столько от роли, сколько от моей причастности к ней. До меня доходили зрительские отклики, полные досады из-за того, что актер, прежде воплотивший не одну исполненную внутреннего благородства роль, вдруг подвизался сыграть откровенного гнусного негодяя. Те, кто высказывают подобные мнения, как правило, не интересуются правдивостью самой роли и качеством актерской игры. Им штампы подавай! Раз засветился, изображая героев и королей, то будь любезен, не скатывайся на всяких там отщепенцев.
Действительно были у нас актеры, которые наотрез отказывались от отрицательных ролей. Например, Георгий Жженов, к которому я всегда относился с большим уважением, прямо говорил: «Я плохих людей играть не буду!» А бывали в истории и откровенно гротескные случаи, когда актер так заигрывался, что в жизни «подменял» себя своим героем, и так вживался в образ, что был не в состоянии из него выйти.
Борис Александрович Смирнов, замечательный ленинградский актер, — в молодости получил роль Гамлета, что говорит о многом, прежде всего о его несомненном таланте, — был приглашен работать во МХАТ. Там, насколько я знаю, он почти ничего не играл, но сыграл Ленина. И начал после этой роли ощущать себя в некотором роде исключительной фигурой. У него изменился стиль поведения, он стал менее общительным. А потом как-то признался, что не может ходить без сопровождения. «Почему?» — спросил я. «Ну, — отвечает, — сам знаешь, кого я играл». Он как бы сросся с образом вождя, определил себе строгие рамки поведения, соответствующие, как сейчас говорят, имиджу сыгранного им героя.
Я же в этой связи хочу объяснить свою точку зрения. Актер — это лицедей, скоморох, особый человек, призванный на сцене или экране отражать человеческую сущность и действительность, а если повезет, то целую эпоху. Что с того, что раньше я представал перед зрителем в облике маршала Жукова, а сегодня его антиподом — ворюгой и прохиндеем? Все же не следует путать актерское в человеке и человеческое в актере. Новая роль, пусть отрицательная, всегда расширяет артистические горизонты, позволяет увеличить диапазон профессиональных возможностей. Ведь настоящий актер тот, кто может умело сыграть любого персонажа. Для вахтанговца нет пределов для перевоплощения. Если надо, то и похулиганим в интересах дела. И это совсем не значит, что актер меняет свою ^йЬкданскую и нравственную позицию. А вот профессиональную мастерскую расширяет наверняка. И на этом хочу остановиться поподробнее.