Разрывая стены

Он был по-своему счастлив. Это было простое и солнечное, вернее, рассветное счастье — вставать еще до того, как спряталась Лупоглазая, и следить за приготовленными Дарой смесями. Оказалось, что Кобейн мог предсказывать не только бури, но и тесто. Он чувствовал, когда наступал момент достать его из деревянных бадей и начать лепить и резать липкие плюшки, формировать буханки и булки, чтобы поставить в печку. После того, как Бэй два месяца пугал людей Карьерным Волком, печь хлеб казалось правильным занятием. В упрямо поднимавшемся к краям лоханей тесте было столько же позитивной силы, как и в Рассвете. Бэй даже почти не вспоминал об Ане, и странные видения, которые истязали его в глиняной деревне, потеряли краски, как выцветшая фотографическая пленка. Кобейн верил в новое будущее без сероглазой напасти. И от этой дрожжевой эйфории и обретенной свободы тянуло на шалости. Вспомнив успех Рождественской мелодии, он захотел оставить Рассветной столице съедобный подарок. Накануне праздника, когда Дара пекла сладости, Бэй собрал похожие ингредиенты и повторил шотландское кулинарное изобретение — «овсяное» печенье, назвав его бакстером.

* * *

На следующий день Саранча отпустила помощника на пару часов. Чаще всего свободное время Кобейн проводил на одной из двух центральных площадей. Кто-то из Скользящих между мирами «подарил» Рассветной столице место для уличных ораторов, как в Гайд-парке Лондона, и Бэй приходил к Углу Правды узнать, чем дышит королевство, и купить шипастый огурец. На другой площади он слушал выступления долинных поэтов и перебрасывался парой слов с Шюртом, которому приносил из пекарни булочки. Чтобы подружиться, воришку пришлось сначала поймать за руку, что лезла в чужой карман, и вынудить в обмен за молчание поговорить о Кимико. Как Бэй и предполагал, ясновидящая исчезла уже в ночь убийства Роксы.

— Ведьмины камни у нее всегда были. А тут вскочила еще до рассвета (девочка жила вместе с двумя беспризорными мальчишками в заброшенном доме на окраине) — заголосила, как труба, слезы по щекам размазывая, потом все свои вещи похватала и на улицу бросилась. Вжик, — мальчишка снабжал рассказ жестами, опасно размахивая руками перед носом Бэя, — и исчезла. Ух, как Пузатый злился! Нам от него ни за что, ни про что досталось.

Кобейн сходил к месту, которое показал мальчик, но прежде, чем он туда попал, прошло уже почти два дня и узнать, куда переместилась девчонка, было невозможно. Все, что осталось для поисков — имя Рок. Бэй знал только одного человека с таким именем — таинственного Отшельника, жившего в Карьере. Как и карьерный Рок, Кобейн теперь постоянно носил платок на голове, скрывая татуировку. Обманки были хороши только для короткого применения и стоили очень и очень дорого. Зато в привыкшей защищаться от немилостивого солнца Долине никто не удивлялся головным уборам. А у племен, живших рядом с горами Ташида или среди скотоводов, кочевавших по краям Арханы, они служили знаком принадлежности к определенному роду.

Рок — слово из камня ничего не давало. Три буквы могли оказаться полным именем или только началом его. Само послание тоже оставалось непонятным — ведьму обманул тот, кто убил, или человек по имени Рок обещал защиту исчезнувшей в неизвестном направлении девочке? А может это был один и тот же человек? По всему выходило, что турмалин содержал больше текста, но убийца позаботился, чтобы камень раскололся, и теперь бесполезные осколки валялись в песках за деревней, где жили Изгои.

В праздничный день Шюрт ошивался на площади ораторов. Отдав ему булочку и пару печений, Бэй вернулся к площади поэтов и вдруг увидел на камне незнакомого ему рифмоплета. Длина выдающегося носа не оставляла сомнений, что девочка и Рокса говорили именно о нем.

Длинный нос. Странный головной убор, похожий на берет…

Стоило прислушаться к стихам, и сомнений больше не осталось — на камне под обманкой стоял Скользящий и читал свои собственные сочинения, но история была стара, как мир.

Понимание, что в нескольких метрах от него — человек, ноги которого тоже ходили по Земле, было подобно глотку прохладного воздуха в жаркой печке Долины. Бэй стал проталкиваться поближе к камню, когда почувствовал стойкий аромат китайской розы, заставивший остановиться и повертеть головой в поисках той, от кого он исходил. Обладательница подобного запаха должна быть молодой, с золотыми или цвета созревшей пшеницы волосами, и Кобейн удивился и недовольно поморщился, увидев, что ошибся. Мимо него на выступавшего поэта смотрела женщина средних лет. Да, красивая, но несоответствующая тому образу, который рисовал в воображении ее аромат. Из-под шали выбивались каштановые кудри.

Второй раз в жизни Кобейна остановил аромат женского тела.

Носатый поэт тем временем уже закончил, и Бэй поспешил подойти, пока тот слезал с камня.

— Нет повести печальнее на свете… Нехорошо добиваться славы плагиатом.

Если бы Бэй выстрелил из пистолета, эффект был бы меньше.