Разрывая стены

— Камень — перевертыш, посланником она его сделала, — Неприкосновенная застыла перед Кобейном, глядя на него из-под темного платка. — Может, для тебя, а может, для другого. Только тот, кто убил ведьму, сильнее был. Раскусил ее хитрость, вместе с турмалином, — засмеялась женщина и пошла прочь, потряхивая обожженной ладонью.

Бэй смотрел ей вслед и вспоминал о том, что не говорил в селении, как умерла Рокса, женщина догадалась об убийстве сама и камень себе выбрала необычный. И с турмалином разобралась. Непростая… Уносила на скрюченных ногах свои собственные секреты обратно в поселение Изгоев.

* * *

Снова и снова Бэй вспоминал подслушанный на площади разговор между Роксой и девочкой. Ведьма испугалась, еще увидев проекцию камня. Что насторожило ее — сила шерла или то, что неизвестный убийца попросил у нее слишком опасный кристалл, оставалось только догадываться.

Но, пообещав Кобейну изготовить обманку, Рокса поспешила на встречу с девочкой. Нет. Не так. Ведьма вышла из дома через час. Вряд ли, чтобы сбить слежку, скорее всего, зарядила за это время какой-нибудь сигнальный амулет для ясновидящей и говорила с девочкой об опасности. Уже тогда предчувствовала свою гибель? В любом случае, ясновидящая что-то почувствовала, потому что хотела проверить судьбу ведьмы, умоляя взять камень или показать руку. Значит, хоть каким-то даром девочка обладает, и после жизни среди Изгоев Рокса «спрятала» ее на цветастом платке посреди людной площади. Интересный способ заботы о детях. Или, как сказала Неприкосновенная, ребенку грозила судьба еще более страшная, чем доля бесправного отщепенца или уличной побирушки.

Бэй не стал хранить силы и перенесся к окраине Рассветной, как в прошлый раз. В этом мире его память надежно фотографировала следы и места для скольжений. Он так до конца и не разобрался со всеми тонкостями своего дара, для этого требовался опытный Разрывающий. В Карьере такого уровня, как у Бэя, не нашлось, а нашелся бы — все равно не хватило времени на практику.

Кобейн знал, что у любого чуда есть свои ограничения. Были они и для Проводников, и для людей, перемещавшихся с помощью камней. Существовали невидимые «автобусные остановки», где легче было поймать бесцветную волну и из нее «выйти». Для скольжения закрывали многолюдные места любых поселений и здания. Оно и понятно, иначе в Долине не существовало бы стен и личного пространства, а из воздуха валились здоровенные мужики, стучась лбами с прохожими, усмехнулся собственным размышлениям Бэй. Но, как и везде, тот, кто платит, получает больше — чем сильнее дар и выше положение одаренного, тем больше пространства Долины было доступно ему для скольжения.

Кобейн шел вдоль ровных, как по линейке прочерченных улиц, и разглядывал дома, которые улыбались ему лепниной крыльца, хитро щурились карнизами окон и удивленно приподнимали брови-балконы. Столица Рассветного королевства напоминала игровую комнату долинного Гауди и Барселону.

Площадь, похожая на солнце с ровными лучами-улицами в середине дня была оживленной, как все рыночные. Бэй потолкался среди покупателей зелени, фруктов и овощей, высматривая слепую девочку с мангустом. Не оказалось ее ни на площади текстиля и металла, ни на далеких от центра рыбной и мясной. Зато он узнал, как зовут ясновидящую — Кимико, и что еще вчера девочку видели в городе. Обычно она гадала на одной из центральных площадей. Продавец веревок и ниток показал Кобейну на мальчишку, сновавшего между покупателей.

— Шюрта спроси, он частенько помогает ей, если народа много и мангуст боится вести хозяйку.

Поговорить с мальчиком не получилось. Только парнишка заметил неслучайный к себе интерес, так исчез с площади испуганным зайцем. Бэй усмехнулся и стал ждать, сев в сторонке между продавцами эля и еды.

Прошло около часа, прежде чем детектив из другого мира разобрался, что прятался от него не заяц, а хитрый лисенок, у которого, к тому же, на площади остались глаза — еще один сорванец, постарше, и Кобейн был уверен, что где-то среди постоянных продавцов должен находиться хозяин уличных воришек.

Придумывая, как выцепить проворного мальчишку, Бэй неожиданно решил вопрос с работой и ночлегом. Еще переходя с площади на площадь, он понял, что останется в Рассветной столице. Несмотря на то, что первое знакомство с городом было неудачным, он нравился Кобейну, дарил приятную легкость душе, замазывая тоску веселыми фасадами и светлыми, теплыми красками стен. Бэй рассудил, что в толпе собравшихся со всего королевства на праздник людей его вряд ли кто запомнил, он был мало похож на самого себя прошлого, и знаки на его спине были узаконены таинственным жрецом. К тому же в большом городе легче затеряться.

Бэй следил за людьми на площади, когда сзади него раздался высокий и сильный женский голос:

— Чтоб тебя Тени поцеловали, идиот, и мозги твои в тесто превратили. Не потерял бы ничего.