На центральной площади рядом с сувенирными магазинами стояло несколько прилавков с торчавшими по бокам палками, украшенными вязаными шапками как флагами. Среди пестрой мелкой ерунды Бэй заметил украшения и, усадив Ану на солнечном углу, пошел выбирать сережки. Пусть не со скаполитом, а с каким-нибудь другим камнем, чтобы снова вставить в почти заросшую дырку в левом ухе, и на этот раз никогда не снимать. Янтарные гвоздики показались ему самыми подходящими. Пока он платил, пока разговорчивый продавец упаковывал покупку в маленький пакетик, не слушая заверений Бэя, что не стоит этого делать, Ана уже нашла себе компанию. Конечно же, мужскую. Или компания в виде пожилого мужчины в изношенной и грязной одежде нашла ее. Лицо Тайны при этом светилось, словно к ней подсел не бомж, а сам Великий Инка. Она делилась с непричесанным, заросшим щетиной мужчиной попкорном, насыпая большие горсти в его грязные ладони, и увлеченно с ним говорила.
— Мед ты Карский… — подсел Бэй к Ане и вдруг услышал, что она учит бомжа словам из языка Долины.
— Зачем? — прошептал он ей на ухо, едва не касаясь того места, для которого уже купил маленький подарок.
— Сейчас… — ответила Тайна с таким восторгом, словно коснулась чуда.
Как оказалось, действительно коснулась, потому что бездомный потомок инков был чудом. Он говорил на восьми языках, при том, что никогда в своей жизни не покидал города в Андах. Перебивая друг друга, Бэй и Ана спрашивали его о погоде и последних событиях в городе на итальянском, английском, французском, немецком, Кобейн — немного на арабском. Русский и иврит из уст бомжа звучали вполне правдоподобно, а проходивший мимо португалец заверил, что Диего сносно объясняется на португальском.
— Почему не подарить ему несколько слов из другого мира? — прошептала Ана и обернулась к бомжу, выцарапавшему из опустевшего пакета последние зерна. Он засунул их себе в рот и захрустел так, что непонятно было, что разваливается на части — зубы или нелопнувшие кукурузины.
Бэй посмотрел на вспугнутых кем-то голубей и, не прислушиваясь к словам, но наслаждаясь голосом Аны, думал, что скользить можно не только в пространстве и времени. Можно протянуть невидимые руки и коснуться восьми культур огромного земного шара, не имея даже крыши над головой. Или тому, кто может дотянуться до таких далей, не нужны больше дома, его не способны удержать никакие стены? Думал и улыбался высокому небу и тому, что мог повернуться и сорваться в глубину серых с зелеными крапинками глаз.
Ана сбежала. Хотя думала, что никогда больше этого не сделает. Не отойдет от Бэя ни на мгновение раньше, чем суждено расстаться. Но стоило приехать в Агуас Кальентес, городок у подножия острых, как зубы дракона гор, как она услышала зов, настолько сильный, что челюсти сводило от дрожащей волны. Глаз был совсем близко, всего-то и нужно подняться по серпантинной дороге на обломанный клык, на котором лепился священный город.
Бэй не отпускал Ану ни на шаг, не касаясь руками, но связывая солнечными лучами, льющимися из глаз. Крошечный янтарь в его ухе блестел звездой. Ана так и не решилась рассказать про янтарное сердце, ведь пришлось бы признаться, что сама его разбила. Но когда она увидела, что за сережки выбрал Бэй, то едва сдержалась, чтобы не выдать себя.
Еще один замкнувшийся круг. Они начинали напоминать стены круглого Лабиринта, как в детской игрушке с металлическим шариком. Шарик катится к центру, все ближе подступают стены. Все сложнее становится сквозь них пройти.
Весь день Ана маялась и мучилась сомнением, как расставаться — дотронувшись еще раз, чтобы потерять голову, или потерять голову, выдержав мучительное расстояние. В результате она выбрала легкое снотворное и отдала решение на реакции мужского тела. У Бэя не было больше причин возвращаться в Долину. Йодан обещал ему свободу от метки подчинения, но Ана сделала это за Верховного. Долг за помощь с Норманом Келли и Кариной тоже оплачен, потому что Проводник привел Искателя к тому месту, откуда она почувствовала Зов. И не только Зов. На камне был переход, котором Ана собиралась воспользоваться. Что, если Бэй скользнет вместе с ней и утащит ее к Йодану и смерти? А несмотря ни на что, она хотела жить и выполнить свои обещания.
Стыдно было — за снотворное, подсыпанное в чай. За то, что сильный дар Бэя не переносил земной химии, и мужчину сморил глубокий сон, стоило вернуться в гостиничный номер после ужина. Зато у Аны была возможность смотреть на спящего Бэя, трогать его лицо, тело, целовать прикрытые глаза, в которых дремало солнце, его губы. Сам он мед Карский. Горько-сладкий. Подаривший ей вкус счастья.
То, что Бэй называл привязкой, Ана считала Любовью.
Сбежала.
Опоила какой-то гадостью, не зная, что обрекла на смерть, и сбежала.
И что оставалось делать?
Путаясь в одежде и непослушных ногах скользить, пару раз потеряв равновесие и прикладываясь лбом то к стене дома, то всем телом к камням на поднимавшейся зигзагами вверх дороге. Даже испугаться высоты было некогда из-за тумана в голове и стремительной смены декораций.