А еще Ана увидела на рисунке необычную линию, непохожую на все остальные. Словно прочерченная желтым маркером, она начиналась не от верхнего края, а сбоку, и тянулась к тому месту, где пульсировали густым клубком все остальные нити, так что невозможно было отличить одну от другой. Прямая и яркая, казавшаяся неостановимой, как стихия, способная разрывать стены на своем пути.
Бэй.
Сильный и солнечный.
Был.
Нет, Ана не хотела, чтобы Кимико заглядывала в ее будущее.
Она сама знала, что в ней свиваются и расходятся светящиеся живые нити. Но ей не хотелось услышать из уст девочки, что один яркий мазок маркера прервался.
И был еще один вопрос, ответ на который Ана не хотела услышать — о своей судьбе.
Что случится, если исполнится предсказание Ткача? Откроются проходы в горах, предлагая покинуть темницу? Оживет пересохшая река, наполняя Долину живительной влагой и превращая ее снова в дивный сад? В Долину с гор спустятся жестокие боги? Или вырвется из каменного креста тот, с которым связана Ана? Что принесет он людям — добро или зло? Ведь не просто так постарались о нем забыть, словно он никогда не существовал?
Никто не знал.
Так что Ана могла понять тех, кто опасался перемен. Она бы тоже боялась на их месте. Но на своем — хотела жить.
Ночью Ане снились крылья. Не коричневые крылья огромного степного орла, делившего с ней полеты, а легкие и белоснежные. Она летала рядом с летучими мышами, которые крутились вокруг нее, словно Ана была огромным цветком айгюль, и пищали. Забавные вначале, зверьки становились все крупнее и беспокойнее, все ближе и ближе подлетая к ее хрупким крыльям. Ана вовремя проснулась — перед тем, как мыши вцепились в них острыми зубами.
В гостиной Избранницу ждал необычный подарок. Его уже тщательно проверил Трев и специально приглашенный для этого жрец. На столе в небольшой чаше под стеклянным колпаком находился огромный белоснежный цветок-облако — раскрытый, несмотря на дневной свет.
Ана не знала, что и думать.
Ларс появился из дворца уже к середине дня и сразу потребовал показать ему айгюль. С ним пришел «ее» Истинный. Почему Ана не попросила Дэша придумать имя и ему? Приходилось называть «своим» совершенного чужого человека…
Цветок под колпаком парил над каменной чашей и блестел крошечными капельками влаги, будто был усыпан чистейшими бриллиантами. Наследник хмурился и покрывался пятнами, требуя Истинного проверить странный подарок, вскрыв колпак. Жрец отказывался, настаивая, что не видит никакой опасности, и если разбить стекло, то бутон погибнет.
— Ана, — Ларс развернулся к своей невесте, — ты же не будешь против, если мы откроем чашу, чтобы проверить айгюль, но цветок от этого, скорее всего, пострадает.
Несмотря на то, что необычный подарок появился на следующий день после посещения Храма, и невероятное совпадение страшило, Ане было жаль белокрылое облако. Но Ларс казался настолько взведенным, что не хотелось его расстраивать. А еще больше — рассказывать, где она была вместе с Дэшем днем раньше.
Страшно подумать, как рассердится Наследник! Он наверняка захочет посадить свою Избранницу на привязь, как Кимико Глаза, когда боится, что зверек залезет в чужую шкатулку. Недавно девочка сплела мангусту новую веревку из разноцветных нитей. Ларс тоже бы сплел для Аны — из железных. Давно он не был настолько зол! Так что Избранница не посмела вступиться за судьбу цветка и как можно более равнодушно пожала плечом.
— Как хотите.
Через десять минут слуга унес из гостиной открытую чашу с увядшим цветком.
— Завтра Король ждет нас на охоте, — стоило исчезнуть испорченному подарку, как Ларс успокоился и даже пожелал остаться на чай, уговорив Истинного подождать с проверкой печати на память.
За столом Ана думала, рассказывать о своих новых воспоминаниях или нет? Оба ее собеседника относились к кругу доверенных лиц, но она настолько привыкла рассовывать информацию по сотам и делиться только маленькими порциями, что давно напоминала сама себе карскую пчелу.
Как только Наследник покинул имение, Истинный повел Избранницу к ее комнатам, чтобы приступить к проверке.
Будь что будет. Ана решила не бояться. Надоело. С нее хватило вчерашнего.
Аксела шла следом за жрецом до самых дверей, не переставая громко рассуждать по поводу самоуправства Храма. Лэда не переносила Истинного на дух, потому что этот мужчина, пусть даже монах, оставался с Избранницей наедине, но, не имея возможности помешать нежелательным встречам, Аксела ограничивалась ядовитыми замечаниями и масками яркого недовольства на лице.