Разрывая стены

— Это он! — уверенно сказал Дэш, пристально посмотрев на Избранницу. — Тот самый. И ты — одна из его нитей. Наверняка, там есть Ларс. И может быть я, и другие… Но в тебе скрыт какой-то важный ключ, если тебя так прятали от тех, кто не хочет, чтобы мир Долины менялся.

— Йодан всегда жил в этом доме? — спросила Ана, вспоминая жреца, сидевшего на трибуне во время объявления Избранников, у него было слишком приметное лицо, чтобы его забыть. Ана пыталась представить Магистра тем самым человеком, который нашел заснувшую рядом с цветами айгюля девочку, и не могла.

— Нет. Раньше это был дом третьего Верховного. Его изгнали из Храма за преступление перед верой. Не спрашивай, какое — это тайна, до которой я еще не добрался. Бывшего Магистра собирались казнить, но он скользнул в шов и пропал между мирами. Возвращаясь к разговору о тебе, я думаю, что стоит опасаться Брегона. Он выступает за отделение миров и не скрывает, что чтит привычные порядки.

* * *

Попав в имение, Ана нашла Кимико в саду вместе с Тревом и Глазом и застыла в сторонке, наблюдая, как девочка и мужчина по очереди бросают камушки для мангуста, а тот их приносит, словно собачонка… Кимико смеялась звонко и беззаботно, как счастливый ребенок, хотя сама считала себя почти невестой. Но когда к лишенным настоящего детства подросткам оно вдруг заглядывает редкими солнечными зайчиками, с ним не хочется расставаться… Особенно вот в такие моменты настоящего счастья.

Почувствовав свою покровительницу, девочка повернулась в ее сторону, ища невидящими глазами.

— Ана? — голос сразу стал беспокойным.

Неужели догадалась, что ей плохо? Ясновидящая…

Ана стала ручьем, волной из тепла и чувства, слишком близкого к любви, она скользнула к сидевшей на траве на своей пестрой юбке Кимико, и, резко опустившись рядом, притянула девочку к себе, выдыхая в густые темные волосы:

— Ничего не случилось. Просто соскучилась.

Кимико прижалась к ней на мгновение, потом, вспомнив, что уже большая, отодвинулась. В спутницы Мирна готовится…

— Ничего? — повторила ясновидящая недоверчиво.

Избранница и ее подопечная остались вдвоем под навесом, дарившим спасительную тень.

Трев отошел в сторону, забрав за собой мангуста, который уже скалил зубы в сторону Аны. Кроме Кимико, Начальник охраны был единственным человеком, которого Глаз слушался. А все попытки Аны подружиться со зверьком провалились, и даже усилия Трева ни к чему не привели. Мангуст продолжал портить платья Избранницы и пугать ее острыми зубами. Имя Срака — в него превращалась и превращалась Сорока — тоже не помогало. Может, потому, что было слишком неуважительным?

Конечно, Кимико догадалась, что Ана чем-то расстроена, иначе бы не решилась на признания.

— Ты простишь меня? — глаза-озера заливались синевой. — Я тебя обманула. Целых два раза. Не духи предсказали мне Носатого, а одна знакомая ведьма. Она сказала, что у него доброе сердце и, если я окажусь в беде, он не откажет мне в защите, потому что я — его судьба. Я поверила. А потом оказалось, что ведьма обманула.

Ана улыбнулась. Подумаешь, ложь?

— Значит, мне не стоило оставаться, чтобы сделать его счастливым, — продолжала Кимико. — Но… мне негде было жить, а на улицах Гавры так страшно…

Девочка замолчала, ожидая, приговора Аны.

— Зачем же ты приехала в Закатную?

— Мне пришлось, — Кимико замолчала, отворачиваясь, не готовая больше рассказывать, — ты простишь меня?

— Я очень рада, что ты меня обманула.

Ана улыбалась и, почувствовав ее улыбку, девочка продолжила:

— А можно я тебе еще признаюсь?

— Давай.

На душе становилось легко. Внезапные воспоминания, лишавшие Ану сил, отступали, проиграв виноватому голосу одной очаровательной обманщицы.

— Я верю, что ведьма солгала не в первый, а во второй раз. Носатый — моя судьба.

— Значит, готовимся сделать его счастливым? — разулыбалась Ана.

— Готовимся, — рассмеялась в ответ девочка и в который раз спросила: — Почему ты больше не хочешь, чтобы я посмотрела, определилась ли твоя судьба?

Ана и сама не могла ответить на этот вопрос.

Не хотела. Боялась.

Она поняла, что имели в виду Рок и Дэш, когда говорили, что гобелен «оживал» раньше, но не сложился до конца. От неудачных попыток остались следы по бокам рамы и едва заметные линии там, где ожившая волна рисунка остановилась, прежде чем откатиться обратно или исчезнуть в темноте. Что случилось с живыми нитями Ткача? Их смерть привела к тому, что не исполнилось предсказание, или их поступки привели к тому, что рисунок не мог продолжиться дальше? Может ему помешали сложиться те, кто не желает, чтобы мир изменился?

Мерцающие нити нового полотна свивались в сложную вязь, и в ней угадывались знаки, но из двухсот, известных Ане, она узнала только один — единства всего сущего — о том, что даже короткое и малое перетекает в бесконечность и становится ее частью.