Разрушь меня

— Мир уже причинил боль тебе, — парирует он. — Мир поместил тебя сюда. Ты здесь изза них! Ты думаешь, если ты покинешь это место, они примут тебя? Думаешь, можешь сбежать и зажить нормальной жизнью? Никто не позаботится о тебе. Никто к тебе даже не приблизится — ты будешь отверженной, какой всегда и была! Ничего не изменилось! Тебе будет лучше со мной!

— Ей будет лучше со мной. — Голосом Адама можно резать сталь.

Уорнер вздрагивает. Впервые он, кажется, начинает понимать то, что, я думала, было очевидно. Его глаза широко распахнуты, полны ужаса и неверия, он пялится на меня с каким-то вновь обретенным страданием.

— Нет. — Короткий, безумный смешок. — Джульетта. Пожалуйста. Пожалуйста. Не говори мне, что он запудрил тебе мозги всей этой романтической чушью. Пожалуйста, не говори, что ты повелась на его фальшивые признания…

Адам пинает Уорнера коленом в спину. Уорнер падает на пол с приглушенным стоном и резким вдохом. Адам значительно превосходит его. Я чувствую, словно мне нужно ликовать.

Но я слишком нервничаю. Я слишком поглощена неверием. Я слишком сильно во всем сомневаюсь, чтобы быть уверенной в своих решениях. Мне нужно собраться.

— Адам…

— Я люблю тебя, — говорит он мне, его глаза столь же искренни, какими я их помню, его слова столь же убедительны, какими и должны быть. — Не позволяй ему заставлять себя сомневаться…

— Ты любишь её? — практически выплевывает Уорнер. — Ты даже не можешь…

— Адам. — Не могу сфокусировать на комнате. Я смотрю на окно. И перевожу взгляд обратно на него.

Его глаза взлетают к бровям.

— Хочешь выпрыгнуть из окна?

Я киваю.

— Но мы на пятнадцатом этаже…

— У нас нет выбора, если он не собирается сотрудничать. — Я смотрю на Уорнера.

Наклоняю голову. — Нет никакого Кода Семь, не так ли?

Губы Уорнера дергаются. Он ничего не говорит.

— Зачем ты это сделал? — спрашиваю я его. — Зачем включать ложную тревогу?

— Почему бы тебе не спросить об этом солдата, от которого ты вдруг стала без ума? — с отвращением огрызается Уорнер. — Почему бы тебе не спросить себя, почему ты доверяешь свою жизнь тому, кто даже не может отличить настоящую тревогу от ложной?

Адам выплевывает ругательства про себя.

Я встречаюсь с ним взглядом, и он отдает мне свой пистолет.

Он качает головой. Вновь выплевывает ругательства.

— Это была просто учебная тревога.

На что Уорнер начинает смеяться.

Адам смотрит на дверь, на часы, на мое лицо.

— У нас мало времени.

Я держу пистолет Уорнера в левой руке и пистолет Адама — в правой, оба направлены на голову Уорнера, и я изо всех сил стараюсь не замечать его глаз, сверлящих во мне дыру. Адам использует свободную руку, чтобы достать что-то из своего кармана. Он достает пару пластиковых кабельных затяжек и пихает Уорнера на спину, прежде чем связать его конечности.

Ботинки и перчатки Уорнера валяются на полу. Адам держит одну ногу прижатой к его животу.

— Миллион сигнализаций включится в ту же минуту, как мы выпрыгнем из окна, — говорит он мне. — Нам придется бежать, поэтому мы не можем рисковать переломом ног. Нам нельзя прыгать.

— Что же мы будет делать?

Он проводит рукой по волосам и закусывает губу, и на одно сладостное мгновение все, чего я хочу, — это ощутить его вкус. Я заставляю себя вновь сосредоточиться.

— У меня есть веревка, — говорит он. — Нам придется лезть вниз. И быстро.

Он приступает к работе, вытаскивая моток веревки, прикрепленный к маленькому когтеподобному якорю. Я миллион раз спрашивала его, для чего же это может ему понадобиться, зачем паковать это с собой в рюкзак для побега. Он сказал, веревка никогда не бывает лишней.

Сейчас я почти хочу рассмеяться.

Он поворачивает ко мне.

— Я пойду первым, так я смогу поймать тебя внизу…

Уорнер громко смеется, слишком громко.

— Ты не можешь поймать её, дурак. — Он ерзает в своих пластиковых оковах. — Она едва ли одета. Она убьет тебя и сама разобьется, прыгая.

Мои глаза бегают между Уорнером и Адамом. У меня нет времени разбивать шарады Уорнера. Я быстро принимаю решение.

— Делай это. Я сразу же за тобой.

Уорнер выглядит безумным, запутавшимся.

— Что ты делаешь?

Я игнорирую его.

— Погоди…

Я игнорирую его.

— Джульетта.

Я игнорирую его.

— Джульетта! — Его голос становится глуше, выше, пропитанным злостью и ужасом, и отрицанием, и предательством. Понимание — новый кусочек в головоломке его разума. — Он может прикасаться к тебе?

Адам оборачивает руку простыней.

— Черт возьми, Джульетта, ответь мне! — Уорнер корчится на полу, выбитый из колеи, что — я никогда бы об этом не подумала — вообще возможно. Он выглядит диким, его глаза глядят, не веря, ужасаясь. — Он прикасался к тебе?

Я не могу понять, почему стены вдруг становятся потолком. Все шатается из стороны в сторону.

— Джульетта…

Адам разбивает стекло одним быстрым треском, одним мощным ударом, и тут же вся комната заполняется звуком истерики, непохожим ни на одну сигнализацию, которую я когдалибо слышала.

Комната грохочет под моими ногами, звуки шагов громыхают в коридорах, и я знаю, что мы в минуте от того, чтобы оказаться обнаруженными.