Солнце вприпрыжку несется в сторону края земли. Ночь наступит быстро, и я понятия не имею, где мы. Я никогда не думала, что столько всего может случиться так быстро, и не ожидала, что все это может произойти в один день. Мне просто приходится надеяться, что мы выживем, хоть у меня и нет ни малейшего представления, куда мы направляемся. У меня никогда не возникало даже мысли спросить Адама, куда же мы пойдем.
Мы мечемся по миллиону направлений. Внезапно поворачиваем, делаем несколько шагов, только чтобы в следующий момент свернуть в противоположную сторону. Мое наиболее вероятное предположение — в силу своих возможностей Адам пытается запутать и/или отвлечь наших преследователей. И мне ничего не остается, кроме как пытаться не отстать.
И в этом я проваливаюсь.
Адам — тренированный солдат. Он сложен как раз для такого рода ситуаций. Он понимает, как бежать, как оставаться неприметным, как беззвучно передвигаться в любом месте. Я же сломанная девушка, которая не делала никаких упражнений слишком долго. Мои легкие горят в попытке вдохнуть больше кислорода и отчаянно хрипят в попытке выдохнуть углекислый газ.
Я неожиданно начинаю задыхаться, да так сильно, что Адаму приходится затащить меня в переулок. Он дышит чуть тяжелее, чем обычно, а я все никак не могу остановить приступ удушья, спровоцированный слабостью моего тела.
Адам заключает мое лицо в свои ладони и пытается поймать мой взгляд.
— Я хочу, чтобы ты дышала так же, как я, хорошо?
Я начинаю хрипеть еще больше.
— Сфокусируйся, Джульетта. — Он смотрит на меня с такой решимостью. С бесконечным терпением. Он выглядит бесстрашным, и я завидую его самообладанию. — Успокойся, — говорит он. — Дыши в точности, как я.
Он делает три маленьких вдоха, задерживает на несколько секунд дыхание и делает один большой выдох. Я пытаюсь подражать ему. Но у меня не очень-то получается.
— Хорошо. Я хочу, чтобы ты дышала, как… — Он замирает. Поднимает глаза и обводит взглядом заброшенную улицу. Я знаю, что нам надо двигаться дальше.
Звуки выстрелов разрывают атмосферу. Я никогда не задумывалась, насколько они громкие или как эти звуки могут раздробить каждую действующую кость в моем теле. Лед просачивается в мою кровь, и я мгновенно осознаю, что они не меня пытаются убить, а Адама. Они пытаются убить Адама.
И я вдруг задыхаюсь от нового рода тревоги. Я не могу позволить им ранить его.
Не из-за меня.
Но у Адама нет времени на то, чтобы я восстановила дыхание и пришла в себя. Он берет меня на руки и срывается по диагонали в следующий переулок.
И мы бежим.
И я дышу.
И он кричит:
— Обхвати руками мою шею! — И я выпускаю из судорожной хватки его футболку, и я достаточно глупа, чтобы смутиться, когда обхватываю его руками. Он перехватывает меня несколько иначе, так что я нахожусь выше, ближе к его груди. Он несет меня, словно я ничего не вешу.
Я закрываю глаза и прижимаюсь щекой к его шее.
Выстрелы раздаются откуда-то позади нас, но даже я могу сказать по звуку, что они слишком далеко и доносятся не оттуда, откуда надо. Мы, кажется, сумели перехитрить их. Даже их машины не могут нас найти, так как Адам избегал всех главных улиц. У него, кажется, есть собственная карта города. Он, кажется, точно знает, что делает, словно он уже довольно долго это планировал.
После того, как я делаю пятьсот девяносто четыре вдоха, Адам ставит меня на ноги перед натянутым забором из сетки-рабицы. Я понимаю, что он с усилием глотает кислород, но у него нет такой отдышки, как у меня. Он знает, как управлять своим дыханием. Он знает, как успокоить пульс, успокоить сердце, взять под контроль свои органы. Он знает, как выживать. Надеюсь, он и меня научит.
— Джульетта, — говорит он. — Ты сможешь перепрыгнуть через забор?
Я так рада быть чем-то большим, чем бесполезный тюфяк, что чуть ли не лечу через металлическую преграду. Но я безрассудная. И слишком тороплюсь. Я практически в клочья рву свое платье, царапая ноги в процессе. Я морщусь от острой боли, и за тот момент, что мне понадобился, чтобы вновь открыть глаза, Адам оказывается возле меня.
Он смотрит на мои ноги и вздыхает. Он почти смеется. И я задумываюсь над тем, как я, должно быть, сейчас выгляжу: разодранная и дикая в этих лохмотьях, оставшихся от платья.
Разрез, который сделал Уорнер, теперь доходит до самых бедер. Я, должно быть, выгляжу как обезумевшее животное.
Но Адама это, кажется, не волнует.
Теперь он тоже идет медленнее. Теперь мы двигаемся бодрой походкой, а не несемся по улицам. Я понимаю, что мы, должно быть, приближаемся к какому-то подобию безопасного укрытия, но я не уверена, следует ли мне задать вопросы сейчас или припасти их на потом. Адам отвечает на мои невысказанные мысли.
— Они не смогут отследить меня здесь, — говорит он, и до меня доходит, что все солдаты, должно быть, отслеживаются с помощью какого-то маячка. Я задумываюсь, почему меня не снабдили таким же.
Побег не должен быть таким легким.