Разговор с отцом

«Однажды она была в Переделкине и встретилась на улице с критиком Зелинским, который попросил ее на минуту свернуть к его даче посмотреть на сына. „К калитке подошла молодая женщина с годовалым ангелом на руках: голубые глаза, золотые кудри и все прочее. Через двадцать лет, на улице в Ташкенте, Зелинский попросил на минуту свернуть к его дому посмотреть на сына. Было неудобно напоминать, что я с ним уже знакома. К калитке подошла молодая женщина с годовалым ангелом на руках: голубые глаза, золотые кудри. И женщина, и ангел были новые, но все вместе походило на дурной сон“»105.

Позволю себе заметить, что ангелы здесь перепутаны; переделкинский ангел Саша, «голубые глаза, золотые кудри», на семь лет моложе ташкентского, меня, у кого никогда не было ни голубых глаз, ни кудрей. Был, правда, еще третий, по хронологии первый, ленинградский ангел Кай, но его в середине 20-х годов Анна Андреевна едва ли могла видеть. Но стиль общения, должен признать, очень отцовский. И мне тепло от мысли, что когда-то в качестве ангела мне довелось попасть в ахматовский взгляд. А в Ташкенте отцу удалось пробить и выпустить сборник Ахматовой и спасти ее в то время от нищеты.

«Женского сюжета» в его жизни, весьма богатого, касаться здесь не буду, дабы не уподобиться второму сыну Ноеву. Но помню, как неожиданно в 1963 году, уже после развода с третьей женой, после кризиса или по следам его, отец нередко повторял, что хотел бы вернуться к первой жене Кине, в то время выглядевшей уже вполне старушкой, и к сыну Каю, в то время умиравшему. Каю и Кине он посвятил последнюю свою книгу статей В изменяющемся мире, вышедшую в 1969 году. Проживи он еще лет пять-семь, кто знает. «Бог и намерения целует», как говорит пасхальное слово св. Иоанна Златоуста.

Уже написав это, я получил от брата несколько отрывков из отцовских писем. Вот один из них, от марта 1968 года.

«Самой моей большой ошибкой было то, что я в 1927 году оставил Кину, с маленьким Каем на руках. Повторяю – это была самая моя большая ошибка в жизни, которая повлекла за собою и все другое. Правда, я стал писателем, доктором филологических наук, профессором и т.п. У меня много чинов. Но счастья в своей личной жизни я уже не знал. Я часто вспоминаю Кину и Кая, и, если бы жива была Кина, я, вероятно, снова на 73-м году жизни предложил бы ей руку и сердце. Она была необыкновенно порядочным человеком и любила меня по-настоящему.

Года два тому назад я был в Ленинграде. Был на могиле Кины и Кая. Это было поздней осенью. День был довольно холодный. Тучи брели по небу. Я постоял возле могилы, где лежат рядом: и Кай, и Кина и думал о том, что здесь похоронены люди, которых я любил, которые любили меня, и что, может быть, напрасно я еще продолжаю жить».

«МЫ БУДЕМ МОЛИТЬСЯ ВМЕСТЕ»

Отец умер утром 25 февраля 1970 года 74-х лет в той же Академической больнице, куда лег, думая, что ненадолго, как он сказал мне по телефону, «немного подлечиться». Умер неожиданно, внезапно, не готовясь, не успев сказать ничего важного, ни с кем попрощаться – так нередко умирают сердечники. Через пятьдесят лет после его кончины, когда я уже пережил отца, его путь, судьба, смерть как-то проросли в мою жизнь, стали неслышным, потом незаметно усиливающимся мотивом, сыновней любовью, по-новому осмысленной, порой мучением, иногда вызовом.