Разговор с отцом

«У меня осталось тягостное чувство от своего выступления по поводу „Доктора Живаго“ Б. Пастернака. Я мог просто не прийти на это собрание, как десятки других писателей. Это выступление не было продиктовано глубокой внутренней потребностью, скорей говорило о желании не отстать от других и т.п. Я уж не говорю о предложении парткома. Но добро бы я только говорил о «Докторе Живаго». Сгоряча я напал на Кому — сына своего друга Всеволода Иванова. Кома, как известно, оказывал поддержку Пастернаку. И, как видно сегодня, был прав Кома. И что же получилось? Я потерял и друга73, и, безусловно, пал во мнении многих людей, которых я не перестаю уважать. Я выступил правильно по существу, но не благородно. Этот удар причинил больше горя мне, нежели тому, кому он предназначался. В глазах одних он был проявлением стадности, в глазах наших людей, людей партии, — просто участием в очередном мероприятии, санкционированном из ЦК. Это мероприятие было проведено просто для «галочки» в отчете. И когда впоследствии со стороны некоторых людей из писательского мира я подвергался самым резким нападкам и даже публичным оскорблениям, то ни в нашем парткоме и нигде я не нашел моральной поддержки. Наоборот, меня легко принесли в жертву, чтобы успокоить тех, кто не сочувствовал всей этой шумихе вокруг Пастернака. Никогда я не чувствовал себя столь одиноким»74.

Но «пастернаковская история» для отца выявила кризис, который тлел и до и после нее. И он как-то пытался с ним сладить. Но, чтобы сладить, нужно было добиться если не одобрения, то по крайней мере неосуждения, а лучше забвения того, что случилось, но этого он как раз и не добился. Не получил его даже со стороны тех, кто тащил его, подталкивая, на трибуну, и это особенно было обидно. Мой брат Александр, который в последние годы самоотверженно разбирается в отцовском архиве, прислал мне несколько писем, написанных как бы по кильватерному следу, оставшемуся после этой истории. Привожу отрывок одного из них (неизвестно, отправленного или нет) поэту Степану Щипачеву:

«Помните ли Вы, Степан Петрович, как на писательском собрании по поводу „Доктора Живаго“ Вы с одобрением отозвались при встрече за сценой о моем злосчастном выступлении? Много воды утекло с тех пор, но и много горечи. Не хотелось бы вспоминать об этом эпизоде, но лучше рассказать о его последствиях Вам, нежели обнародовать эти последствия на каком-нибудь открытом партийном собрании.

Теперь-то я вижу, что мне не нужно было выступать, хотя меня на то усиленно толкали руководители В. Сытин и С.С. Смирнов. Не нужно было потому, что все это собрание было политической акцией, очевидно, не продуманной. Мне же это выступление обошлось исключительно дорого и едва ли не стоило мне жизни…

Я потерял и друга и безусловно упал во мнении многих людей, которых я не переставал и не перестаю уважать»75.