Разговор с отцом

В те годы жизнь оказала отцу милость, редкую в ту пору; в октябре 1958 года его от Союза советских писателей включили в делегацию для участия в конгрессе Сообщества писателей европейских (Comunità europea degli Scrittori). Вероятно, европейское писательское сообщество, реально возглавляемое тогда известным критиком и эссеистом Джанкарло Вигорелли, а номинально так полюбившимся мне впоследствии Джузеппе Унгаретти, пожалуй, самым утонченным из итальянских поэтов, стяжавшим бессмертие только за полстроки – «M’illumino d’immenso» – «Озаряюсь безбрежним», озарившей его в окопе Первой мировой, решило протянуть руку советским коллегам, построить мост между культурами Востока и Запада (таких попыток будет еще много, но ни один из мостов, по-моему, не устоял).

Начало октября, лучшее время для Италии, для Неаполя особенно. Мероприятие, насколько я понимаю, было для бедной тогда еще страны избыточно щедрым и дорогостоящим; писателей разместили в четырехзвездочной гостинице «Эксчельсиор» на берегу Неаполитанского залива, сам конгресс происходил в замке Кастель дель Ово XII века, на маленьком полуострове, начинающемся с набережной; от гостиницы до замка было, кажется, метров триста. Вижу мысленно, как под утренним неаполитанским солнцем солидные советские мастера культуры идут от гостиницы в замок, неся с собой свои обутые в идеологические мокроступы, Главлитом заверенные доклады, а европейские, улыбаясь, приглашают их объединиться вокруг всего самого хорошего (социализма, гуманизма, свободы) против всего дурного (колониализма, фашизма, культа личности, только что у вас разоблаченного). По рассказам отца, принимали дружески, широко, делегацию возили в Рим и в Помпею; если бы не «дядька» Микола Бажан, глава делегации, следивший за каждым их шагом, было бы совсем хорошо. Открытки, привезенные из этих мест, так прочно легли в слегка завистливую память 16-летнего подростка, что до сей поры никак их оттуда не выскребешь. Десятилетия спустя я не раз возвращался к тем местам, ходил по той набережной, заходил в замок, мысленно прикасаясь к ушедшему неаполитанскому времени, отцовскому там и моему, с мечтательной тоской пережитому тогда в Москве.

Это были как раз те самые пастернаковские нобелевские дни. Присуждение премии, думаю, стало шоком для обеих частей конгресса: советской, еще не получившей указаний, как реагировать, и европейской, понявшей сразу, что скандал, как только он начнется, даст аргументы правым против них, левых, ищущих диалога, его погасит, сделав бесполезным и сам этот конгресс. Что, собственно, и случилось.

В те же дни (13 октября) произошло событие, куда более тихое, куда более трагическое – внезапная, в 55 лет, кончина Николая Заболоцкого. Это был (и навсегда останется) удивительный, одареннейший поэт, мы и по сей день не привыкли к его масштабу. Арестованный в 1938 году 35-летним, он перенес кошмарное сталинское следствие, прошел его с удивительным достоинством, выдержав бесконечные бессонницы и избиения, никого не заложив, затем лагерь, потом ссылку и на 12 оставшихся лет не без труда вернулся в литературу. Вот уж кто поистине был «собеседник рощ», одаренный уникальным слухом к живой твари, научивший нас слышать ее оклик, ее послание нам.

Увы, не эта кончина окрасила собой октябрь 1958 года.

ХХ съезд прошел под знаком очищения. Ленин, Октябрь, идеалы теперь публично отмывались от кровавых пятен культа. Вспомнили про коммунизм, начав его строить как бы заново. С этим новым пафосом нравственного очищения себя и своего прошлого и открывшегося горизонта писатели как раз и вляпались в…

ДЕЛО ПАСТЕРНАКА