Раздражающие успехи еретиков

При этой мысли она улыбнулась почти с тоской. Было приятно думать о таких обычных, повседневных спорах и решениях, а не о монументальных потрясениях последних двух дней. Каким бы пугающим ни был мир, с которым она сталкивалась иногда раньше, по крайней мере, она всегда была достаточно уверена, что понимает его. Теперь было похоже, как если бы открылась дверь, о существовании которой она даже не подозревала, открывая наличие совершенно нового слоя реальности, который угрожал перевернуть все удобные, известные факты с ног на голову. Она начала чувствовать себя как дома здесь, в Чарисе, только для того, чтобы снова оказаться в новой и неизвестной стране, и на этот раз у нее не было ни карты, ни убежища, ни проводника, который объяснил бы ей пугающие ее тайны.

Эта мысль вызвала у нее укол одиночества, и она оглядела свои апартаменты. Они были больше и просторнее, чем те, которыми она наслаждалась в своем «собственном» дворце в Черейте, со стрельчатыми арками, высокими потолками, толстыми, защищающими от жары стенами, дверями и окнами в чарисийском архитектурном стиле. За месяцы, прошедшие после отъезда Кэйлеба, она привыкла к его экзотичности. К чему она не привыкла — и не хотела привыкать, — так это к отсутствию Кэйлеба.

Тебе есть о чем беспокоиться, дурочка ты этакая! — строго сказала она себе. — Ты замужем за этим человеком всего семь месяцев, и из них почти шесть он отсутствовал! Тебе не кажется, что было бы немного разумнее тратить свое время на беспокойство о том, демон Мерлин или нет, в конце концов, чем о том, как сильно ты скучаешь по человеку, которого едва успела узнать?

Без сомнения, так оно и было бы. И, честно говоря, она потратила немало времени, беспокоясь именно об этом, несмотря на заверения архиепископа Мейкела. Ее облегчение, когда архиепископ подтвердил, что он все это время знал правду о капитане Этроузе, было почти невыразимым, хотя он отказался говорить более конкретно об этой правде, пока она снова не поговорит с Мерлином и Кэйлебом. Это было более чем неприятно, но она должна была признать, что в данных обстоятельствах это имело вполне разумный смысл. И спокойствие архиепископа, когда он подтвердил, что знает о Мерлине, сделало для нее больше, чем она могла себе представить, хотя тот факт, что Стейнейр искренне верил, что Мерлин не был ни демоном, ни ангелом, не обязательно означал, что архиепископ был прав. Тем не менее, — сказала она себе, — если архиепископ Мейкел был готов предоставить Мерлину преимущество сомнения, самое меньшее, что она могла сделать, это выслушать то, что должен был сказать сейджин. Тем более, что, как она сама указала ему в дыму, крови и телах неудавшегося покушения, без него она, скорее всего, была бы мертва вместе с членами своей охраны.

Ее глаза потемнели, и она почувствовала, что ее нижняя губа снова пытается задрожать, когда она подумала о людях, которые умерли, чтобы сохранить ей жизнь. Это была их работа, их долг, точно так же, как у нее были обязанности и ответственность. Она это знала. И все же знание было хрупким щитом от лиц, которых она никогда больше не увидит… и лиц жен, детей, отцов и матерей, сестер и братьев, которых они оставили позади.

Прекрати это, — сказала она слезам, выступившим в уголках ее глаз. — Ты не можешь вернуть их обратно. Все, что ты можешь сделать, это сделать так, чтобы их смерть что-то значила. Ты императрица, будь императрицей. Ты знаешь, кто хотел убить тебя — кто убил твоих стражников. Хэлком, может быть, и мертв, благодаря Мерлину, но есть множество других Хэлкомов, таких же, как он. Теперь у тебя есть еще одна причина не позволить им победить.

Это было правдой, и все же бывали моменты, когда она чувствовала, что слишком напряжена. Когда нависшие над ней обязанности, ответственность и долг, казалось, были готовы сокрушить одного из самих архангелов. Когда все, чего она хотела, — это найти какой-то способ переложить эти обязанности и ответственность на кого-то другого. Чтобы найти время для девичества, которое было украдено у нее троном. Конечно, она имела право хотя бы на маленький кусочек жизни, который принадлежал ей и только ей, а не Чисхолму или Чарису. Ей.

И вот почему ты думаешь о Кэйлебе, — подумала она. — Потому что он твой. У тебя нет всего его, как и у него нет всей тебя — вы двое — слишком много других людей, у вас слишком много других обязанностей. Но в Писании сказано, что тем, от кого многого просят, многое и дается. Так не казалось с тех пор, как умер отец… до сих пор.