Раздевайся, Семёнова!

Я ведь успела забыть, какой он весь из себя, когда «на дело» шла. Одни глазищи чего стоят — то ли черные, то ли темно-карие, но пронизывающие и жгучие — прям аж смотреть неудобно… Высокий, темноволосый, загорелый почти до южной смуглости… Небритость уже официально борода — но ему идет, ах как идет…

А эти руки… Кто бы мог подумать, что у него такие руки…

Господи боже ты мой, зачем?! Зачем ему кого-то шантажировать?..

— Лезь наверх, Семенова.

Я оторопела. Что, уже?! Потом сообразила, что это он про лестницу.

— Наверх? Зачем?

Он хмыкнул.

— Затем, что эта хрень меня не выдержит — пробовал уже.

И он для наглядности потряс рукой книжную полку. Действительно, та опасно зашаталась, привинченная к полу всего парой шурупов.

— Вам что-то достать? — поняла я.

— Именно. Вон ту большую тетрадь с последней полки. Красную.

Я напряглась. Если я полезу наверх, ему откроется ооочень интересный ракурс — а попросту говоря, моя обтянутая колготками задница. Надо бы сказать ему отойти подальше…

А впрочем…

— Хорошо, — вдруг решившись, я покладисто кивнула.

В самом крайнем случае, то, ради чего все это и затевалось, начнется и закончится… быстрее.

Пытаясь понять, пугает меня эта мысль или радует, я ступила на нижнюю перекладину.

— Я подстрахую, — внезапно сказал Знаменский и встал позади меня, крепко взявшись за стойки лестницы по обе стороны от моих плеч.

В одно мгновение я оказалась в кольце из его рук — без всякой возможности попятиться. От его запаха голова мгновенно закружилась, дыхание застряло в горле… и вырвалось — коротким, прерывистым вздохом.

— Вперед, Семенова, — сказал он мне в макушку, шевеля волосы и рассыпая вниз по затылку мурашки.

Как близко, боже, как близко…

Замереть и притвориться мертвой — мелькнул в голове подслушанный совет когда-то по выживанию в лапах хищника. Не знаю, как мертвой, а замереть я замерла.

И тут же взвилась — легкий толчок под зад коленом буквально подбросил меня вверх по лестнице.

Три ступеньки. Еще одна.

Потянувшись дрожащей рукой, я достала нужную тетрадь. Вытащила.

Теперь вниз — обратно. Фактически в его объятья.

— Умница… — похвалил меня прямо в ухо его густой, бархатистый голос — так, будто я сделала нечто куда более важное, чем достала глупую тетрадь.

Его тепло, его близость… — это было почти невыносимо.

Мне хотелось кричать и скулить одновременно. Умолять его отойти и заставить прижаться ко мне еще плотнее — вдавить в эту долбанную лестницу, задрать короткую юбку и…

— Давай же…

Что?..

Рука его скользнула мне под локоть, будто случайно огладив низ груди, и с нарастающим ужасом я почувствовала напряжение в сосках…

О господи, нет! Под тонким джемпером и легким, тряпичным лифчиком это обязательно будет заметно…

Если он все еще не заметил, не услышал моего колотящегося сердца и беснующегося пульса у меня в висках…

А тело уже выгибалось, уже подставлялось под его случайные или не случайные прикосновения… Умоляло — еще раз… пусть проведет так еще раз…

— Мне у тебя тетрадь с силой выдирать?

От ударившего в лицо жгучего стыда я даже зажмурилась.

Бежать отсюда! Просто бежать — и хрен с ней, с оценкой!

Отпустив тетрадь, за кончик которой он тянул, я попыталась извернуться, вырваться из этого мучительного плена…

Но он не позволил. Отшвырнув тетрадь на пол, он снова схватился рукой за стойку лестницы — полностью пленив меня, уже повернувшуюся к нему лицом.

Словно затравленный заяц, я наблюдала, как его рука медленно, очень медленно, тянется к моим бедрам.

— Спасибо, Семенова… — пробормотал он, сам явно не в силах оторвать взгляда от этого непристойного действа. — Ты очень мне помогла.



Достигнув кромки юбки, его пальцы утонули в ней, и я задохнулась, ожидая худшего… или лучшего.

Но вместо всего этого, он просто взял и вытащил из кармана поставленный на запись мобильник. Медленно поднял его к лицу, перевел на меня торжествующий взгляд и ухмыльнулся.

А потом, отчетливо и ясно проговорил, держа вещицу у самого своего рта.

— Что ж… Давай разбираться, в чем там у тебя проблема.

И, ткнув пальцем в красный кружок внизу экрана, выключил приложение.

* * *

— А теперь, Семенова… как говорят в суде — «не для протокола»… — сунув телефон обратно мне в карман, Знаменский снова поднял руку и провел костяшками пальцев по моей разгоряченной щеке. — Мне кажется, или ты только что пыталась посадить меня в тюрьму лет эдак на пять?

Я громко сглотнула слюну. Это был какой-то сюрреализм — прикосновения шли в полный разрез со словами. Даже его голос гладил, вместо того, чтобы бить — обволакивал меня, подобно сладкой патоке.

Надо было что-то ответить, придумать отмазку, оправдываться… или наоборот, обвинять и возмущаться… Но мозги мои плыли, а все ощущения сосредоточились в одной лишь точке — там, где он гладил меня по щеке.

А он, будто нарочно, не останавливался — трогал и трогал, забирая все больше в сторону рта. Наконец, достигнув губ, приоткрыл их большим пальцем.

О, это был почти поцелуй. Во всяком случае, меня дернуло так, как если бы он раскрыл мои губы языком, а не пальцем.