Чувствуя, как поджимаются на ногах пальцы, я тихонько заскулила. Моему телу было плевать на «всех этих людей», оно
— Виктор… Алексеевич… я… я… О, боже…
Пальцы его кружили все быстрее, пружина стягивалась все туже… в глазах потемнело, и я зажмурилась, готовясь к чему-то огромному… к чему-то, что, без всякого сомнения, снесет меня, сметёт и раздавит…
Знаменский вдруг зашипел, резко выдернул руку и выпрямился.
— Черт! Семёнова… — уставившись перед собой, он несколько раз резко выдохнул — буквально вытолкнул воздух из груди.
Потом обернулся, поискал глазами и уже совершенно нормальным голосом, будто ничего не произошло, подозвал официанта.
— Счет, — коротко попросил.
Дождавшись, пока молодой человек удалится, взял меня за руку, подержал ее в нерешительности… и вдруг нежно поцеловал в запястье.
— Это был бы твой первый оргазм?
Все еще плохо соображая, я кивнула. Знаменский весь расплылся в хищной, даже какой-то плотоядной улыбке.
— Я так и подумал. Предлагаю его оформить в другой обстановке и другими, более интересными… способами.
Я испуганно вздернулась.
— Я… не уверена, что… готова, Виктор Алексеевич…
Его голос стал жестче, глаза сузились и стали, как мне показалось, на оттенок темнее.
— Семёнова, я не совсем правильно выразился. Я не предлагаю. Я настаиваю.
Глава 9
— Считай, что я делаю тебе одолжение, — успокаивал меня Знаменский, пока я тряслась от страха в его роскошной машине. — Тебе все равно придется через это пройти. Представь, насколько грубо и неумело это сделает какой-нибудь пацан, у которого было полторы женщины, одна из которых — собственный кулак… К тому же, домой тебе явно лучше не приходить сегодня.
— А завтра что изменится? — огрызнулась я. — Юлька мне вдруг поверит, попросит прощения и выгонит Ложкина?
Он хмыкнул.
— То есть с первым пунктом ты не споришь?
Я покраснела.
— Вообще-то я собиралась отдать девственность любимому человеку, а не…
А не «похотливому шантажисту» чуть не сорвалось у меня с языка. Не то, чтобы это было неправдой, но злить мужчину, во власти которого я по собственной глупости оказалась, было бы не разумным. Если уж терять девственность, то с человеком в благодушном настроении…
— Ты еще скажи — мужу, — ухмыльнулся он. — Из какой пещеры ты вылезла, девочка?
Продолжать спорить было бессмысленно — мы явно были с ним из разных миров.
В том мире, в котором выросла я, девочки делились строго на две категории — приличные и «давалки». Первые изо всех сил старались остаться невинными до свадьбы, вторые же трахались по подворотням с каждым гопником, цепляли венерические заразы и устраивали у себя дома притоны. Третьего дано не было. Нет, были, конечно, еще и «соски» — эти пытались усидеть на двух стульях, предлагая свой рот вместо раздвинутых ног, но «приличными» они могли считаться исключительно у заезжих командировочных — местные-то всё друг про друга знали…
По приезде в Москву старые «понятия» пришлось срочно закапывать где-то очень глубоко. Здесь все было по-другому — вполне себе приличные девушки могли иметь парня, с которым занимались далеко не только французскими поцелуями, а иногда и вовсе съезжались — без намека на предложение руки и сердца.
Я понимала, что Виктор Алексеевич в чем-то прав. Да, скорее всего, я очень скоро не выдержу и примкну к рядам полноценных, живущих половой жизнью женщин. И да, это явно не будет с мужем, которого у меня не то, что нет, а в ближайшее время даже и не предвидится.
Искоса поглядывая на его профиль в бликах проезжающих машин, я пыталась представить себе, как это будет происходить. Больно ли? Стыдно ли? Или, наоборот — улечу так, что мало не покажется? И что будет потом, когда он получит свое? Удовлетворится и отстанет? Или захочет продолжения?..
— Ты слишком много думаешь, — прервал он мои тревожные размышления. — Расслабься. Во всех смыслах.
Протянув руку, он мимолетно погладил меня по щеке, отчего почему-то возникло страстное желание укусить его за палец. Но воплотить это желание не удалось — быстро забрав руку, Знаменский вывернул руль и завернул машину в еще один подземный гараж.
Приехали — поняла я.
Дом, куда меня привезли, чтобы целенаправленно лишить девственности, оказался огромной, царственно-богатой новостройкой. В самом центре Москвы, недалеко от набережной, это был почти небоскреб — тридцать пять этажей элитного жилья. И поднялись мы чуть ни под самую его крышу — на этаж, гордо именуемый «нижний пентхаус».
Таких шикарных лифтов, таких чистых, выстеленных ковром лестничных площадок я еще не видела. И, наверное, больше никогда и не увижу.