Раубриттер

— Били тех, кто в избиении моего ротмистра учувствовал, а так же

тех, кто в жадности упорствовал. А ранили одного, так тот на

человека моего с железом кинулся. И получил по заслугам.

— А бабы! — Продолжал граф. Он даже усидеть не смог, вскочил, и

подбежал к Волкову, которому стула не продолжили сразу. — Вы же

забрали два десятка баб!

— Господин граф, да как же мужчинам без баб? Невозможно это. -

Отвечал тот. — Вы ж сами понимаете.

— Понимаю, понимаю, — с жаром говорил фон Мален. — Но брали бы

баб там. Зачем же вы их с собой забрали. Теперь семьи этих баб

ярятся, возмездия требуют. Требуют покарать вас, на войско деньги

готовы давать.

— Чего ж они ярятся, дураки, — усмехался кавалер, — замужних баб

солдаты не брали, а их девок мои люди уже замуж берут.

— Верните их, верните немедля. — Требовал граф, даже кулак

сжимал.

— Обязательно верну, — сказал Волков зная, что никого не вернет,-

верну всех, что не повенчаны.

— И деньги верните, — настаивал граф, — меха, шубы верните. А я

напишу купцам и в консулат кантона напишу, что вы раскаиваетесь, и готовы все вернуть.

— Хорошо, — опять соглашался кавалер, — все, что солдаты не

поделили, верну.

— Так заберите у солдат то, что они уже поделили.

— Так то по купцам и девкам уже разошлось, этого не собрать, господин граф, то, что к солдатам попало, то сгинуло.

— Хорошо, соберите и верните все, что сможете, особенно баб, -

граф фон Мален вдруг остановился. — Что-то в затылке у меня

заломило, опять шум в ушах. Не к чему мне все эти волнения.

— Присядьте, отец. — Молодой граф встал, взял отца под руку и

провел его к стулу. И заговорил, обращаясь к Волкову. — Досаду

большую, вы брат мой, — он сказал «брат» и кавалер это отметил

про себя, — доставили и нам, и герцогу. Понимаем мы, что вы

человек войны, и привыкли делать так, как диктует вам ваша честь, но теперь вы господин, о людях ваших, что проживают в Эшбахте, думать должны, горцев злить, все равно что собак свирепых

дразнить. А еще и о сеньоре своем думать должны. И о семье

своей.

Все бы ничего, да говорил он это с привычным для него

высокомерием, такого высокомерия в его отце и близко не было.

Теодор Иоганн Девятый граф фон Мален не говорил все это, а

выговаривал, словно мальчишке, словно подчиненному. А

подчиненным Волков ему не был. Он был вассалом самого

курфюрста, а не графов Маленов. Да и по возрасту этот молодой

граф Волкову и в сыновья мог годиться. Сколько ему было? На вид

двадцать два, двадцать четыре. Он был младше своей сестры

Элеоноры Августы. Но с ним, с Волковым, молодой граф говорил

свысока, и даже то, что он обращался к кавалеру словом «брат», от

его спесивого высокомерия, совсем не спасало.

— Ступайте, брат мой, — все с той же спесью сказал ему молодой

граф,

Так сказал, словно слугу отправил прочь.

— Прощайте, граф, — сказал Волков и поклонился старому графу.

— Вы рано прощаетесь, — сказал граф молодой, — вам отведены ваши

покои. Оставайтесь.

— Извините, граф, но у меня есть дела.

— Вы уже наделали дел, — заявил Теодор Иоганн, — будет с вас.

Отцу нужен отдых, а вы к ужину будьте, может отец разговор

захочет продолжить.

Как Волков не злился от такого выговора, но злиться ему

приходилось про себя. Он только поклонился и вышел из залы. Да

еще Максимилиану сказал с раздражением:

— Коней все еще не расседлали вы?

— Нет, кавалер. Думал сразу домой поедем.

— Так расседлайте, остаемся здесь ночевать.

Он пошел к себе в покои, те покои, в которых всегда

останавливался тут. Стянул с себя сапоги. Отвязал меч. Завалился

на кровать, не раздеваясь, и не укрываясь. Лежал, думал о

разговоре с фон Маленами. Злился на молодого графа и думал, что

со старым графом, даст Бог ему здоровья, ему дела иметь

сподручнее. И, кажется, задремал.

Он проснулся от настойчивого, но негромкого стука в дверь.

Странно то было. Время ужина еще не наступило. Он встал, меч по

привычке взял и, не обуваясь, прошел к двери и отпер засов.

О чем мечтал он, когда ехал сюда, и о чем позабыл, когда с графом

поговорил. Пред ним стояла она, да не стояла, а сразу вошла, заперла дверь и кинулась ему на шею. Сильная, горячая, запах от

нее дурманящий. В губы его целует сразу. Брунхильда! Графиня!

Отстранилась от него, наконец, смотрит, улыбается — а сама

красива, что глаз не оторвать.

— Что же вы меня бросили? — Говорит она с укором. — Забыли меня

уже, с молодой женой? — И по щеке его рукой гладит.

— Да разве тебя забудешь? — Говорит он совсем не весело.

Она стала смеяться.

— Что смешного? — Спрашивает он и хмурится.

— Вижу, что грустите по мне, по голосу вашему слышу. — Говорит

графиня и идет от двери к кровати. — Вот и радостно мне.

Она подошла, и повалилась на его кровать, как раньше это делала.

А он так и остался стоять и просто глядеть на нее.

— Что смотрите на меня? — Спросила Брунхильда и согнула ногу в

колене, юбки задрались так, что подвязку под коленом видно ему

стало.

Вид красивой ее ноги в черном шелковом чулке порадовал бы его

раньше, но теперь… Теперь она дама замужняя. Ему видеть ее

ноги не пристало. Но, видно, ее это замужество волновало мало.

— Ну, — говорит она с удивлением, — что ждете? Ко мне идите.