Раубриттер

арбалетную тетиву.

— Господин, я был сегодня в Малене.

— И как? Стоит город?

— Слава Богу, господин, стоит. Я заходил на почту.

— Ты все еще пишешь своему настоятелю?

— Пишу, господин, все еще пишу, — говорил монах, — почтальон

спросил меня, не захвачу ли я вам письмо, раз еду в Эшбахт.

— Письмо для меня? — Спросил Волков, поднимая арбалет и сразу

выпуская болт.

Болт впился в самый центр чурбака. То был отличный выстрел.

— О! — Сказал Максимилиан.

У него так не получалось. А Увалень даже говорить ничего не стал.

Вообще, судя по всему, стрельба была не его делом.

— Письмо для вас, господин, — сказал монах, тоже повосхищавшись

точным выстрелом. — И судя по почерку оно от нашей Брунхильды.

— От Брунхильды? — кавалер сразу отдал арбалет Увальню. И пошел

к монаху. — Давай сюда.

Да, почерк был коряв, был скорее детский, чем взрослый, но брат

Ипполит узнал его сразу, ведь это он учил Брунхильду грамоте.

Волков развернул письмо:

«Любезный брат мой, я и мой супруг граф желаем поделиться с

вами радостью нашей. Хочу обрадовать вас вестью, что беременна

я, и это доктор наш подтвердил. Молю Бога, и вас прошу молить

Его, чтобы даровал мне сына. И верую я, что родись у меня сын, так порадуетесь и вы вместе со мной, и надеюсь, что это будет ваш

племянник наилюбимейший.

Сестра ваша, Брунхильда графиня фон

Мален».

Он прочел это и растерялся. Все в этом письме было просто, но

только на первый взгляд. Он пошел и сел на одну из телег, что

стояли за амбарами. Молодые люди: и монах, и Максимилиан, и

Увалень переглядывались и не понимали, что с господином

произошло. Что такого странного могло быть в письме госпожи

Брунхильды? Отчего он молчит, отчего сел и задумался?

А он опять поднял бумагу и прочел последнюю строку: «И верую я, что родись у меня сын, так порадуетесь и вы вместе со мной, и

надеюсь, что это будет ваш племянник наиллюбимейший».

Да, молодые люди не понимали, что происходит с ним. Да и никто

не смог бы понять, что с ним, кроме его самого и графини

Брунхильды фон Мален.

Больше кавалер стрелять не хотел, Максимилиан уже зарядил

пистолет, и выстрелил в колоду. А он пошел в дом. А там, у порога, стояла его сестра Тереза, как будто ждала его. Она явно была

встревожена. Щеки красны, руками платок комкает. А он не

заметил того, прошел мимо в дом, а там за столом с госпожой

Эшбахт вел вежливую беседу ротмистр Арсибальдус Рене. Хоть и не

до того Волкову было, но он заметил, что ротмистр зачем-то в

кирасе. Кираса начищена так, что не любое зеркало таким бывает.

А еще подпоясан он офицерским шаром, и сапоги его, и одежда

вычищены. Словно ко смотру приготовился. Как кавалер вошел, так

ротмистр встал. Стоял со шляпой в руках.

— Вы ко мне? — Спросил кавалер не очень ласково.

Сейчас его занимало только письмо Брунхильды. А Элеонора

Августа лукаво поглядела на него. Как будто она что-то знала.

Кавалер даже взглядом ее не удостоил. После ее письма, что

давала ему прочесть Бригитт, ему жену видеть не хотелось. Будь

она хоть трижды его жена перед Богом и людьми.

— Да, — отвечал Рене, чуть смущаясь, — прошу вас уделить мне время, кавалер.

— Садитесь, — предложил ему Волков и сам сел.

Гремя мечом и кирасой, ротмистр сел за стол рядом с Волковым.

Помолчал, потом откашлялся, и, заметно волнуясь, произнес:

— Думаю, просить вас кавалер об одолжении.

«Неужто денег собрался просить, он же только вчера долю

офицерскую за ярмарку получил, денег там целый мешок вышел, зачем же ему еще?»- Думал кавалер не без удивления.

— Хочу просить вас о большой милости и большой чести,-

продолжал Рене медленно и все так же смущаясь.

— Да говорите уже, Рене, — торопил его Волков. — Будь вы в деле так

нерасторопны и нерешительны, так я бы вам уже выговорил бы.

— Да-да, — соглашался ротмистр, — вы правы, тянуть тут нет нужды, решительным шагом вперед. Да будет Господь со мной, в общем, решил я просить у вас руки женщины из вашего дома.

«Этот старый дурень никак на рыжую Бригитт нацелился, — подумал

Волков. — Ну, уж нет». Эту красотку он не собирался отдавать

никому. Достаточно того, что он отдал одному такому вот

господину свою «сестрицу» Брунхильду. Нет, он не хотел отпускать

Бригитт. Он стал уже думать, как отказать ротмистру, а тот

продолжал торопливо и сбивчиво:

— Я знаю, что то большая честь, что я не так уже и молод, и совсем

не богат, хотя сами знаете, кое-что у меня есть из серебра, но все-

таки прошу вас о такой милости, прошу сделать меня счастливым, и

отдать мне в жены вашу сестру.

— Сестру? — Удивился Волков. Он даже обернулся к двери, где

надеялся увидеть сестру.

Но там ее не было.

— Да, вашу сестру, госпожу Терезу. — Продолжал Рене с волнением.

У кавалера от сердца отлегло, нет, Рене не собирался увести у него

рыжую Бригитт. А сестру…

— А вы говорили с моей сестрой? — Спросил он у ротмистра.

— Да-да, — кивал тот. — Она согласна, согласна. Она давно согласна, я

бы у вас раньше ее руки просил, да ждал, когда разделим добычу.

Чтобы были деньги на свадьбу.

У него усы наполовину седые, плешь на голове, куда ему жениться?

Зачем? Он почти старик, с правой стороны лица выбиты зубы, на