Раубриттер

Ланна просил? Хватит попу и того, что он распрю с горцами по его

велению затеял. Ну, а если он горцев угомонит, так может быть и

за купчишек примется. Купцы это деньги, кто ж от денег

отказывается? Уж точно не он.

За обедом Элеонора Августа сказал вдруг:

— Господин мой, дозволите ли вы мне съездить в город?

Говорила она без привычной своей злости, вполне себе мирно.

— Коли есть нужда у вас в городе быть, так я с вами поеду, — Отвечал

Волков. Он точно не собирался ее отпускать одну. — Могу сегодня, время у меня есть.

— Ах, чего же вам лишний раз тревожиться, раны свои ездой

бередить, нужно мне купить женских мелочей, если не желаете

меня пускать одну, так я дома останусь, пусть Бригитт съездит без

меня. Она и сама все купит.

Кавалер глянул на госпожу Ланге и по лицу ее сразу понял, что тут

дело не простое. И сказал:

— Ну что ж, пусть госпожа Ланге едет. Дам ей провожатого.

— Спасибо вам, супруг мой, — говорила Элеонора Августа.

Была она сама ласковость. И даже улыбалась ему первый раз за

многие дни.

А госпожа Ланге после обеда сделал ему знак и как только смогли

остаться наедине, так она достала из рукава платья сложенный

вчетверо листок бумаги и протянула ему. Он развернул листок. Он

сразу понял, от кого это письмо и кому. Еще когда разворачивал

его. А уж как развернул, так с первых букв его догадки

подтвердились:

«Друг сердца моего, на вечные времена, пишет вам та, кто без дум

о вас и дня не живет. Пишу вам, чтобы сказать, как скучаю без вас, без песен ваших, без рук ваших, без поцелуев ваших. Здесь, в

дикости Эшбахта, живу без музыки и стихов, без ночных пиров и

танцев, но то бы я все снесла, если бы вы, мой милый, были со

мной. Или хотя бы изредка приезжали ко мне. Но сие невозможно, супруг мой — деспот, стихов от него никогда не услышишь.

Пиров у него не бывает, поэтов и певцов тут не привечают, людишки его низки, чернь, да солдафоны. Хоть и моется он каждый

день, так все одно смердит от него потом конским и кровью

людской, видно на всю жизнь уже этим провонял. И от этого и от

того, что вас нет, тоскливо мне тут, жизнь для меня кончилась.

Живу одной лишь надеждой, что сгинет в какой-нибудь войне, или

издохнет от своих ран. Ходят слухи, что сюда, в Эшбахт, горцы

явятся, молюсь, чтобы пришли его и прибили. А еще надеюсь, что

папенька позовет его и меня к себе в поместье, где я буду

счастлива видеть вас, на веки вечные, друг мой сердечный.

Навсегда ваша Элеонора».

Как это ни странно, но он не злился уже, его не затрясло, кулаки его

не сжались и сердце не забилось. Он словно весть от лазутчиков

своих получил о том, что враг не смирился, что враг продолжает

войну. В этом письме было все, что ему нужно было знать про

свою жену. Он понял, что она опять отдатся своему любовнику при

первой возможности. И что она ждет его смерти. Но вот только ли

смиренно ждет? А еще он понял, что рыжая красавица Бригитт на

его стороне. Волков взглянул на нее, Бригитт стояла рядом

смотрела на него и ждала, она была похожа на ребенка, что

совершил хороший поступок и ждет похвалы от взрослого.

— Вы молодец, — сказал кавалер и погладил ее по волосам.

Поглядел на нее и понял, что ждала она не этого. Тогда он

поцеловал ее в губы, потом полез в кошель и достал из него пять

талеров:

— Кажется, недавно вы испачкали платье?

— Да, — она улыбнулась и покраснела немного, — и еще нижние юбки.

— Купите себе всего побольше, — сказал он, вкладывая ей в руки

деньги, — теперь вы часто будете пачкаться.

Она схватила деньги с радостью, спрятала их в платье. Кажется, была довольна. А он продолжал:

— Отдайте письмо тому, кому оно написано, а на словах добавьте, что как только будет случай, как только муж покинет Эшбахт, так

Элеонора его сюда призовет.

Лицо Бригитт сразу изменилось:

— Так вы задумали его… Заманить его.

Заманить? Она придумала странное слово. Ну, что ж, пусть будет

«заманить».

— Конечно, — Волков уже все решил, когда еще читал письмо, — а вы

мне в этом поможете. Вы ведь поможете мне в этом, Бригитт?

Он смотрел на нее не отрываясь, прямо в ее зеленые глаза, и

женщина не смогла ему отказать, она кивнула:

— Да, господин.

— Вот и хорошо. Так, что вы ему передадите на словах?

— Передам, что… Что, как только вы покинете Эшбахт, так Элеонора

даст ему знать…

— Чтобы он..? — Уточнил кавалер.

— Чтобы он приехал к ней, — не сразу закончила госпожа Ланге.

— Именно, — закончил разговор Волков, еще раз поцеловал ее и

пошел в дом.

Вскоре она собралась, села в карету своей госпожи и подруги и

уехала. А Волков позвал Максимилиана и Увальня и сказал им:

— Давненько я не стрелял, Максимилиан, несите мне мой пистолет

и арбалет, а вы, Увалень, найдите чурбан побольше и волоките его

за амбары.

Он стрелял долго, и из пистолета и из арбалета. Причем стрелял

хорошо, как и раньше. Стрельбой своею, удивляя своих

оруженосцев. Ни один, ни другой и близко не могли стрелять так

точно, как это делал старый солдат. Хотя с пистолетом он был

знаком не многим больше чем молодые люди.

Они стреляли, пока не появился брат Ипполит. Он встал в стороне и

ждал, пока кавалер обратит на него внимание.

— Ты что-то хочешь, монах? — Спросил у него тот, натягивая