Раубриттер

они сюда приехали. Теперь он все записывал корявым почерком, чтобы не забыть и показать господину. Стали решать, что делать с

урожаем. Ёган твердил и твердил, что сейчас продавать ничего не

нужно.

— Господин, ржи у нас один амбар до потолка. С мужиками

рассчитался, солдатам, что помогали, тоже все отдал. И три тысячи

пудов осталось, собрали, наши значит. Купчишки дают по два

крейцера и два пфеннига за пуд. Воры, собаки! Нипочем по такой

цене отдавать нельзя. Попомните мои слова: к рождеству три будут

давать.

— Продавай, Ёган, — сказал Волков, чуть подумав.

— Не слышите вы меня что ли? — Управляющий от досады аж

ладонью по столу хлопнул. Племянниц на другом конце стола

напугал, дурень. — Говорю же, к рождеству три крейцера давать

будут.

А у нас еще полный амбар у реки ячменя и овса. И вам сюда

полный амбар овса насыпал. То, что в амбары не влезло, то

продать можно, если вам так деньги нужны, остальное все пусть

лежит до зимы. Амбары у нас новые все, хорошие, не протекают, авось зерно не заплесневеет, и мыши его сильно не поедят, зачем

его сейчас-то по дешевке продавать?

Кавалер слушал его, слушал, и потом спросил негромко:

— А ты слышал, что я ярмарку пограбил за рекой?

— Да кто ж этого не слышал, все это слышали, мужики ваши, так в

ужасе до сих пор от лихости вашей, они горцев до смерти боятся.

Удивляются, как вы осмелились, — говорил Ёган.

— Правильно, что боятся, — все так же тихо говорил Волков. — Горцы

люди свирепые и обидчивые. Они придут сюда скоро. Что делать

будем, когда придут?

Ёган смотрел на него, удивленно, хлопал глазами. Видно такая

мысль ему в голову не приходила.

— Ну, — начал он медленно, — так вы их может, погоните.

— Погоню, если двести их будет, а если их будет пятьсот?

Управляющий молчал. Думал.

— Продавай все, — сказал Волков, подождав немного. — Деньги в

кошель положил, да поехал, а зерно с собой не увезешь.

— Так значит и амбары наши новые пожгут.

— Обязательно пожгут, — заверил его кавалер, — если туда доберутся.

И амбары, и дом этот, и все дома вокруг. И ты готов будь, что когда

случится это, все быстро собрать, и у меня, и у мужиков, все

собрать и бежать на север к Малену.

— И имущество значит, и скот, все значит, собирать придется.

— И имущество и скот. Все. А зерно все, что не нужно нам на зиму, все продай и мужикам с солдатами накажи, чтобы так же делали.

Чтобы телеги в порядке держали, чтобы лошади здоровыми были.

— Вон оно как, значит, — Ёган был обескуражен. — Значит, зерно

продавать будем.

— И побыстрее, — сказал Волков.

В этот день пришло сразу два письма, одно злое, и было от

нобилей городских, в котором те просили его быть к ним на совет.

Хотели знать городские нобили, будет ли он и дальше длить свару с

кантоном Брегген. И не хочет ли он раньше срока договора вернуть

деньги те, что они ему дали. То письмо он выкинул, даже

дочитывать не стал. А вот то письмо, что привез ему гонец из

Фринланда, так хоть другим читай. Писал ему сам Его

Высокопреосвященство архиепископ и курфюрст Ланна и писал так:

«Сын мой, лучший из сынов моих, рыцарь и паладин, хранитель

Веры и опора Трона Господня, мир наполнен славою деяний твоих.

Слышали все люди богобоязненные, что опять указал ты Сатане

место его, опять попрал еретиков, что в мерзких горах своих живут

в подлости ереси, теша господина своего Люцифера зловонного

мерзостью реформаторства. Слуги Сатаны Лютер и Кальвин слезы

льют за господина своего попранного. А мы возликовали со всеми

людьми веры истинной, и в честь тебя на всех колокольнях

славного города Ланна велели быть «праздник». А в проповедях

все отцы святые читали тебе «славу» и упоминали, как с хранителя

веры и рыцаря божьего, чтобы все агнцы божьи за тебя молились, как молюсь о тебе я ежедневно».

Любой бы хвалился таким письмом, и Волков хвалился бы, если

бы не было там приписки:

«А еще, сын мой, прошу тебя про уговор наш насчет купчишек

Фринланада вспомнить. Про тех, что от спеси своей про уважение к

господину своему позабыли. Сделай им так, чтобы вспомнили они.

Бери с них серебро без всякого милосердия, за то, что по твоей

реке плавают. То будет дело Богоугодное, так как от глупой

гордыни спесивцев отворотит. А письмо мое сожги от греха

подальше. И благословен будь.

Архиепископ и курфюрст славного города Ланна».

Волков встал, подошел к очагу, над которым Мария готовила еду, и

кинул письмо в огонь. Он не собирался выполнять просьбу

архиепископа. Нет. Уж точно не сейчас. Герцог Ребенрее и граф и

так на него злы, а начни он грабить купчишек, так и вовсе взбесятся.

И могло так случиться, что добрых людей от герцога, он увидел бы

раньше, чем злобных горцев. А Волкову ну ни как не хотелось

доводить дело до войны с герцогом. Это поначалу, ему казалось, что Эшбахт поместье нищее, никчемное, которое можно бросить да

уйти. А теперь он уже так не считал. Обжился, свыкся с землей этой, собрал урожай, построил кое-что, родней обзавелся, какой-

никакой. Хотя почему никакой? Родней он обзавелся знатной, самой знатной, что есть в округе. Деньгу получал с реки, с

кирпичей. Зачем же такое бросать? Только лишь потому, что поп из