Рассказы затонувших кораблей

В середине 1980-х годов специалисты Морского музея в Стокгольме решили провести тщательное обследование «Соляной шхуны». Глазам аквалангистов, погрузившихся на восемнадцатиметровую глубину, открылся разрушенный пожаром, но все еще крепкий корпус старинного судна. Особенно сильно пострадала от огня кормовая часть. Борта сгорели почти до основания, выстоял лишь мощный ахтерштевень, почти вертикально поднимавшийся из глинистого дна. Но среднюю и носовую части судна огонь пощадил, борта сверху отчетливо загибались внутрь, что являлось характерной чертой голландских судов. Итак, шхуна была флейтом. Но почему тогда в бортах судна оказались пушечные порты, а корпус его был изготовлен не из дешевой сосны, обычной для флейтов, а из дуба? Соляного груза на флейте не оказалось, зато в открытом трюме, лишенном сгоревшего палубного настила, были видны аккуратно сложенные штабеля пиленых сосновых досок. В трюме нашли также прутковое железо, стальные бруски и рулоны медных пластин.

С солью шведские суда обычно возвращались из своих рейсов в южную Европу, но найденный груз был типичным шведским экспортным товаром. Следовательно, флейт затонул по пути за границу. Но когда это случилось?

Результаты дендрологического анализа сосновых досок сразу же отбросили ученых минимум на сто лет назад от времени предполагавшейся гибели судна. Доски были спилены в 1708 году.

Единственным экспортным портом на огромном участке побережья в начале XVIII века был Стокгольм, а пожар, ставший причиной гибели судна, явно должен был стать причиной судебного разбирательства. Поэтому решили продолжить поиски в архивах Стокгольмского суда.

Шведское грузовое судно длиной 24 метра, затонувшее возле острова Ютхольм в Стокгольмском архипелаге. Судя по обнаруженным на нем монетам, судно погибло в первые годы XVIII века. Его груз состоял из типичных шведских экспортных товаров — дегтя, древесины и пруткового железа.

В документах за 1708 год следов «Соляной шхуны» не нашли, зато следующий, 1709 год сбросил с затонувшего корабля завесу анонимности. В судебных протоколах почти трехсотлетней давности говорилось о пожаре, вспыхнувшем в феврале 1709 года на борту шведского флейта «Анна Мария», а подробные показания свидетелей и обвиняемых сложились в живую картину матросского быта начала XVIII века.

Зима 1708–1709 года выдалась такой свирепой, какой Европа не знала сотню лет. Каналы Венеции замерзли. Парижане ездили по Сене на лошадях, запряженных в повозки. На Украине от страшного мороза погибала армия короля Карла XII. Грянувшие холода остановили и спешившую в теплые края «Анну Марию».

Восточная часть Балтики мгновенно покрылась ледовым панцирем, и десятки торговых судов, направлявшихся в Европу, были вынуждены встать на якоря там, где их застали морозы. «Анна Мария», шедшая в Португалию, застряла у Даларё. Там же были вынуждены дожидаться весны еще четыре судна — «Лилльенберг», «Свенска Лосен», «Тюгхусет» и «Форгюлта Фреден». Вместо шумевших на теплом ветру пальм Лиссабона моряки слышали скрип трещавших от мороза сосен Даларё.

Таким видел Стокгольм экипаж флейта «Анна Мария», возвращаясь из своих рейсов за солью в Испанию и Португалию. Гравюра Виллельма Свидде, сделанная с рисунка Эрика Дальберга.

Большая часть экипажей была распущена до весны по домам, а на вмерзших в лед судах остались лишь небольшие вахтенные команды.

Бесконечные серые дни тянулись в завываниях пурги, делать было нечего, холод пробирал до костей. Матросы без конца разводили огонь на камбузах, пытаясь согреться, сидели в кабаках на острове, да ходили друг к другу в гости.

Так протекал и тот злополучный февральский день 1709 года. Пять человек вахтенной команды «Анны Марии» — Филип Беве, Эрик Эрссон, Карл Сигфридссон, Петер Симонссон и Даниэль Хиндриксон — окоченев к утру от холода, поспешили на камбуз, развели там огонь и позавтракали вареной салакой и разогретой вчерашней кашей. Впрочем, на суде матросы заявили, что начали день дружной молитвой, а уже потом расселись у огня. Пренебрежение религиозными обязанностями в Швеции начала XVIII века считалось тяжелым преступлением, и матросы не преминули подстраховаться, давая свои показания.