Рассказы. Том 3. Левша Фип

- Я ... я не буду этого делать, - говорит он, выпятив подбородок. - Это слишком бесчеловечно.

- О да, - хихикает Берни. - Потому что, если ты этого не сделаешь, я скажу полиции, что ты скормил завтрак Левше Фипу и превратил его в дерево. Это убийство.

Гормон в ужасе отступает. Двое мужчин кивают ему и подмигивают. 

- Повинуйся мне или копам, - говорит ему Берни. Он хмуро смотрит на мое деревянное лицо. - Что касается тебя, Фип, если ты все еще слышишь меня, - тебе тоже лучше вести себя прилично. Или я могу натравить на тебя дятлов.

- Мы художественно его обрежем, - ухмыляется Спеллбингер.

- Сделаем из него индейца из табачной лавки! – хохочет Берни. - Но Фип будет вести себя хорошо, я уверен. И Герман тоже. И никто никогда об этом не узнает.

- Постучи по дереву, - смеется Спеллбингер, ударяя меня по голове.

- Э-э... – сглатывает Гормон.

- В чем дело?

- Я бы хотел взять Левшу домой, - предлагает маленький изобретатель. - Возможно, если я изучу его состояние, то смогу найти ключ к изменению формулы «Рикис».

- Хорошо, - говорит адвокат Берни. – Только без шуток или присядешь за убийство.

Гормон почти в панике, когда слышит это. Но он поднимает мое деревянное тело дрожащими руками и тащит меня к машине. Мы едем домой.

- Ты меня слышишь, Левша? – вопит Гормон. Я не могу ему ответить. Он просто смотрит на меня и качает головой.

- Ужасное дело, - вздыхает он. - Я никогда себе этого не прощу. Как мне вытащить тебя из этой передряги? И как я могу выбраться из этого? Я не говорил адвокату Берни, что почти все наши деньги тратятся прямо сейчас — у меня есть партия «Рикис», которые ждут, чтобы их положили в коробки, а те обойдутся нам по крайней мере в 50 000 долларов. Так что, если я сегодня вечером изменю формулу и выброшу все это, мы разорены. И они убьют меня, когда услышат об этом завтра.

Хотел бы я ему помочь. Хотел бы я помочь себе. Но я просто сижу, как болван, пока мы не доберемся до берлоги Германа Гормона.

Он живет в большом доме с длинным сараем на заднем дворе. Он выносит мое окоченевшее тело в сарай, и мы выходим на большое открытое пространство. Вдоль стен установлено множество машин – для перемешивания, просеивания и сортировки. Груды коробок с «Рикис» лежат рядом с конвейерными лентами. Большие чаны в центре комнаты заполнены хлопьями для завтрака.

- Здесь я делаю хлопья, - говорит он. - Завтра здесь будут рабочие, готовые упаковывать и отправлять товар оптовикам, которые уже делают заказы. Что мне теперь делать?

Его лысая голова выглядит как Ниагарский водопад, когда он потеет.

- Я могу проверять и перепроверять свою формулу, - вздыхает он. - Но я знаю, что не способен выделить один элемент, который заставляет людей превращаться в деревья. Вся партия никуда не годится, вот и все. Мои деньги потеряны, и мы разорены. У меня 200 000 коробок, которые нужно заполнить «Рикис», а они еще не готовы.

Он ходит по комнате.

- И это еще не самое худшее, - вздыхает он. – Мне больно от того, что я с тобой сделал. Превратил тебя в дерево! Если есть хоть какой-то способ…

Герман подходит ко мне и трогает за голову.

- Бесполезно, - говорит он. – Ты деревянный с головы до ног. Прищепка-переросток. Нет ... подожди ... - он хватает меня за запястье. Я ничего не чувствую, но он может.

- Твое сердце, - выдыхает он. - Твое сердце все еще бьется! Это означает, что ты жив. Живой, но с деревянным панцирем. Ты не полностью состоишь из древесины. «Рикис», должно быть, действуют как беспорядочный хромосомный агент, который превращает некоторых людей в камень. Окаменение, обызвествление, окостенение — только в вашем случае это окаменение!

Он хватает меня и поднимает.

- Может, это сработает, - выдыхает он и несет меня к одному из больших металлических чанов. Тот пуст. Он бросает меня внутрь.

- Я размягчу мякоть, которая покрывает тебя, если смогу, - говорит он, поворачивая кран на краю чана, и горячая вода начинает пузыриться в нем. Вскоре я кружусь в паровой бане. Я парю, как целлулоидная утка.

- Смотри! - бормочет он. - Внешние слои растительного волокна отслаиваются.

Конечно же, я вижу, как лоскуты сходят с моего тела. Мои глаза затуманены паром. И вдруг я могу двигаться! Мои движения скованы, но я чувствую, как кровь циркулирует в венах! Я пытаюсь говорить. Пока не могу. Но через минуту я чувствую, как закипает вода, открываю рот и издаю вопль, а затем, ныряя из чана, бью мировой рекорд по прыжкам в длину.

- Фип — ты жив! - кричит Герман Гормон.

- Сваренный заживо! – вою я.

Короче говоря, через несколько минут я снова абсолютно нормален, за исключением нескольких волдырей, где вода обожгла меня.

- Спасен, - всхлипывает Гормон. - Я так счастлив, что не убил тебя.

Я надел один из его старых костюмов и похлопал его по спине.

- Гормон, - говорю я, - ты мне нравишься. Ты больше заинтересован в спасении меня, чем в своих инвестициях, даже если эти мошенники хотят разорить тебя.

Он выглядит мрачным.