- Что я могу сделать? - пожимает плечами док. - Я всего лишь столяр.
- Подрежь меня, - предлагаю я. - Сними с меня эти почки и веточки. И кору с моей кожи. Не хочу быть ходячей гусеницей.
- Может быть больно, - предупреждает меня док.
Возможно, так оно и есть, но я улыбаюсь и терплю, когда он вытягивает меня на столе и срезает бутоны и виноградные лозы. Затем он наждачной бумагой снимает мою кожу и удаляет кору. К этому времени я окоченел, как никогда, и не чувствую ни наждачной бумаги, ни обрезки.
- Вот, - вздыхает док. – Так получше.
- Но я все еще напряжен, - возражаю я. - Я чувствую себя более деревянным, чем когда-либо. Что я могу сделать, чтобы измениться?
Док снова пожимает плечами.
- Не знаю, - вздыхает он. – Должен признать, что проблема ставит меня в тупик.
Я расплачиваюсь с ним деньгами, которые занимаю у Германа.
- Все, что ты можешь сделать, это пойти домой и лечь спать, - говорит мне доктор. - Может быть, со временем это пройдет.
Мы с Германом уходим. Гормону приходится тащить меня домой, настолько я одеревенел. И когда мы добираемся туда, он оставляет меня, вздыхая и пожимая плечами, и обещая проанализировать свою добавку и посмотреть, сможет ли он найти ключ к тому, что вызвало изменения и что может помочь мне выйти из моего положения. Мне ничего не остается, как последовать совету столяра и лечь спать. Так я и делаю. И сплю как убитый.
Следующее, что я помню, это стук, стук и топот за дверью моей комнаты. Я открываю глаза, и кто-то открывает мою дверь. Довольно грубым способом — топором. Топор вонзается в щель, за ним показывается лицо моей бывшей жены Джойс.
- Вот он, девочки! – визжит она, пролезая в проем, и я вижу, что Глория и Эйлин следуют за ней. Три мои бывшие жены пристально смотрят на меня.
- Вот оно наступило, твое завтра! - Глория напоминает мне об этом мягким голосом. - Где наши алименты?
Я не отвечаю. У меня просто очень деревянное лицо. Для меня это нетрудно — потому что, когда я пытаюсь двигаться, то вдруг обнаруживаю, что не могу! Я жесткий и твердый как древесина!
Столяр срезал мои почки и кору, но это не остановило процесс, который продолжался во сне. Теперь я деревянный человек – и с легким ужасом понимаю, что не могу пошевелиться. Три стонущих алиментщицы стоят над моей кроватью и кричат на меня.
- Вставай с постели, ленивый болван! – зовет Эйлин.
- Он слишком пьян, чтобы двигаться, - догадывается Глория.
- Он просто окоченел! – усмехается Джойс.
Она протягивает палец и касается моей щеки.
- Полностью! – жалуется она. - Он окоченел! Может быть, он мертв.
Эйлин лезет в сумочку и достает маленькую бутылочку виски. Она машет им перед моим носом.
- Да, - вздрагивает она. - Он мертв, если не попытался схватить ее.
- Подождите минутку. - Глория проводит рукой по моему плечу. – Подождите минутку, девочки. Это не Левша.
- Нет?
- Нет, это просто манекен.
- А в чем разница? – спрашивает Эйлин.
- Правда, - настаивает Глория. - Это манекен, сделанный так, чтобы походить на Левшу.
Она похлопывает меня по подбородку.
- Смотрите, это дерево!
- Просто обломок старого бруска? – замечает Эйлин.
- Грязный пес, - говорит Глория. - Он должно быть уехал из города, если не может платить нам алименты, и оставил этого болванчика в качестве приманки.
- Мерзкий трюк, - заявляет Эйлин. Она поднимает топор. - Я собираюсь разрубить этого болванчика в щепки. По крайней мере, у нас будет немного растопки для наших печей, девочки.
Похоже, у меня скоро будет жаркое время. Но я не могу двигаться, чтобы избежать топора, и могу только лежать и слушать. Этот разговор о том, чтобы разрубить меня на куски, вызывает у меня головную боль. Эйлин размахивает топором. Вот оно. Но…
- Подождите! - кричит Глория. – У меня есть идея! Зачем портить отличную куклу?
- Что в ней хорошего? - требует Джойс. - Похоже на Фипа.
- Даже если так, манекен есть манекен. Почему мы не можем продать его в универмаге? Они должны платить за манекены. Мы можем разделить деньги и, по крайней мере, получить что-то за наши страдания.
- Почему бы и нет? - Эйлин опускает топор. - Возьми его, и мы отнесем манекен в машину.
Я лежу; хотел бы дрожать от ужаса, но я не могу. Мне бы тоже хотелось кричать, но я не могу ни говорить, ни кричать. Это ужасно и далеко не восхитительно. Пока девушки собираются схватить меня, я слышу шаги на лестнице. По крайней мере, я все еще слышу, и то, что я слышу, заставляет меня надеяться. Но шаги, оказывается, принадлежат Дж. Селвину Спеллбиндеру и адвокату Берни. Они просунули шеи в дыру в двери.
- Простите, - говорит Берни, - но мы ищем Левшу Фипа.
- Неужели, - огрызается Эйлин. - Он нам тоже нужен. Но негодяй сбежал из города и оставил манекен в качестве приманки.
- Манекен? - спрашивает Дж. Селвин Спеллбиндер. – Какой манекен?
- Вот этот, - говорит Эйлин. - Мы возьмем его и продадим в универмаг.
Спеллбингер смотрит на меня, потом хлопает в ладоши.
- Я понял! – кричит он.
- Что? – ахает адвокат Берни.
- Говорю тебе, я понял!
- Ну, избавься от него, если это заставляет тебя так кричать, - советует ему Берни.