Рассказы о пережитом

Я попросил ее, чтобы она никому не говорила о том, что видела меня, и пошел. Она немного постояла, потом догнала меня, схватила за руку:

— Пойдем ко мне, я покормлю тебя!

Я стал отказываться, но женщина настаивала. Кто не бывал в этих краях, тот не знает, как можно обидеть человека, отвергнув его гостеприимство. Поэтому я сказал, что зайду, но только на минутку, возьму немного хлеба. Но где там! Она привела меня в дом и вместо того, чтобы дать скорее кусок хлеба и отпустить с богом, стала накрывать на стол. Нарезала черного, как земля, хлеба, брынзы, желтой и сухой, принесла соленых огурцов. И все это время говорила, не умолкая, что я похож на ее сына — и голос у меня такой же, и пригож я так же, как он. В глаза мне все время заглядывала, признавалась, что у нее такое чувство, будто это ее сын пришел на побывку. Вспомнил я про солдат, что шли на нас с облавой, и говорю:

— По дороге я встретил солдат, может, и твой сын там?

Женщина присела к столу, положила руки на колени и вздохнула:

— Нет, мой Момчил далеко. В Шумене служит.

Сказала это так, будто между солдатами и партизанами нет никакой разницы. И улыбнулась. Улыбка была добрая и красивая. Эта улыбка означала: «Дети вы, а занялись недетским делом!»

С улицы послышался женский голос:

— Ренгия, неужели Момчил приехал?

Ренгия в это время резала хлеб. Она положила нож на стол и притихла. Не отозваться было нельзя. Она выглянула в окно.

— Момчил, да не мой. Родственник приехал, молодой парень!

— Молодой парень говоришь. Дай хоть посмотрю на него. Душа истосковалась по Никлену!

И Ранча вошла в дом, вытерла о передник руки и поцеловала меня. Оказывается, ее сын Никлен тоже служил в армии. И я был очень похож на него. Особенно брови. Смотрела на меня зачарованно мама Ранча, смотрела, а потом побежала за парным молоком. Только она вышла, как явилась третья соседка — Каравиля. Оказалось, что я как близнец похож на ее сына Георгия, который тоже был в солдатах. Когда мама Ранча вернулась с молоком в глиняной миске, мама Каравиля побежала за грушами и принесла их полный передник. Но я не успел даже взглянуть на них, потому что заметил солдат, которые спускались по склону горы. Им, видно, было приказано проследить за мной. На всякий случай. Я вскочил из-за стола и бросился к дверям. Женщины заволновались. Нужно было бежать. Мама Ренгия преградила мне дорогу:

— Стой, сынок! Если ты выйдешь из дому, они тебя увидят!

Она была права. Но и в доме они бы меня нашли.

— Ты хочешь, чтобы они сожгли твой дом?

— Может, они идут совсем не сюда!

— Сюда!

Мама Ренгия схватилась за голову:

— Боже мой, только не выходи из дому. Они убьют тебя!.. Останься здесь. Если спросят, скажу, что ты мой сын, солдат, в отпуск приехал!

— Какой солдат, — теснил я ее, пытаясь прибиться к двери, — солдат без формы? Это сразу бросится в глаза!

Тут вмешалась мама Ранча:

— Что же вы раньше не сказали, в чем дело? Ничего, я сейчас принесу форму моего мужа. Он вернулся со сборов и рано утром ушел в лес дрова рубить.

Солдаты спустились по склону горы и направились прямо к дому мамы Ренгии. Хотел я попросить женщин, чтобы они спрятали меня на сеновале, но сообразил, что сверху дом виден как на ладони, и стоит только выйти, как меня сразу же заметят. Другого выхода, кроме как надеть военную форму, которую принесла мама Ранча, у меня не было. Муж мамы Ранчи, видно, был крупный мужчина, потому что я надел его штаны и куртку прямо на свою одежду. Женщины стали быстро накрывать на стол. Мама Каравиля затянула песню:

Старая мать ждет сына домой,
Старая мать по сыну тоскует…

Когда солдаты во главе с унтер-офицером без стука распахнули дверь, она пела во всю мощь своего голоса. Непрошеные гости увидели накрытый стол, трех женщин и меня. Мама Ренгия поднесла им джибровку[4].

— Добро пожаловать! Проходите, гости дорогие! У меня сегодня радость в доме. Сын мой, Момчил, в отпуск приехал. Выпейте с нами!

Унтер-офицер явно не ожидал такого приема и неуверенно взял в руки шкалик. Мама Каравиля предложила пришедшим сесть, а меня спросила, не встречал ли я ее сына Георгия, тоже солдата. Я постарался ответить как можно спокойнее. Солдатское начальство отпило из шкалика и поинтересовалось, где я служу. «В Шумене», — ответил я, вспомнив, что говорила мама Ренгия. Шкалик с джибровкой пошел по рукам, а мама Ренгия все приговаривала:

— Пейте, гости дорогие, пейте!

— Спасибо, хорошая водка, — отвечали солдаты.

Но начальство оборвало их:

— Хватит! Мы на службе находимся, а не в гостях.

Солдаты вернули шкалик, и в комнате воцарилась тягостная тишина. Унтер-офицер открыл было рот, чтобы что-то спросить, но мама Каравиля опередила его:

— Раз уж вы пришли, то пейте и веселитесь. Негоже портить людям праздник!

Она запела:

Янина гора полыхает
Горит гнездо с малыми орлятами.
Плачет, рыдает орлица несчастная,
Своих детей оплакивает…