Рассказы о котовцах

— Пожалуйста, прошу идти за мной, — учтиво промолвил юный монах.

Юноша оказался служкой настоятеля. Он бесшумно забежал вперед и повел Месароша на второй этаж, где постучал в толстую двустворчатую дверь, обитую тисненой кожей.

— Войди, Тибурций, — послышался ласковый мужской голос за дверью.

— Я не один, пане ксендже, — сказал служка и раскрыл перед Месарошем дверь.

Месарош переступил порог обширной кельи, похожей на кабинет делового человека, и остановился.

— Что вам угодно? — спросил настоятель откуда-то из глубины кельи, потом вышел на середину, поставив на стол зажженный подсвечник.

В ответ Месарош пристально поглядел на монаха.

Тонкое бритое лицо, проницательные серые глаза и большие уши настоятеля были теми же, что и шесть лет назад.

— Не узнаете? — спросил Месарош по-немецки.

— Не знаю, о чем вы, — пожал плечами монах. — Вижу вас впервые.

Месарош подумал, прикусив нижнюю губу, и начал без обиняков:

— Патер, почему население так враждебно относится к нашему отряду? И где крестьяне?

— Я служитель бога, — ответил монах, — и политикой не занимаюсь. А что касается неприязни к вам моих прихожан, то она подтверждает их веру в святую церковь, которую вы отрицаете.

— Неправда, патер! — возразил Месарош. — Политикой вы занимаетесь! Нам известна ваша работа среди населения. Сын одного из ваших прихожан только на днях поступил к нам добровольцем и кое-что рассказал о вас, патер.

Монах, насторожившись, пристально поглядел на Месароша. Видимо, убедившись в чем-то, он вздрогнул, но тотчас овладел собой и с жаром воскликнул:

— Это наговор! Не верю, чтобы истинный сын нашей церкви мог лгать. Человек, ушедший к вам, заинтересован в том, чтобы оклеветать орден. Этот корыстолюбец лжет. Не верьте ему.

Месарош молчал. Ему и без того было ясно, что монах не решится признать в нем того самого вахмистра, который был у него шесть лет назад со щекотливым поручением гусарского полковника. Месарош еще раз посмотрел на монаха и вежливо откланялся.

— Извините, патер, — сказал Месарош. — Извините за беспокойство, но мой долг и опыт минувшей войны научили меня недоверию.

— Прошу, прошу вас, — заторопился было монах, но тотчас сдержал себя и сказал смиренно: — Я не в претензии.

Месарош взял под козырек и вышел из кельи.

…У каменной ограды дымилась походная кухня эскадрона Девятова. В ней давно уже томился гуляш из баранины. Над котлом, стоя на ящике из-под трофейных консервов, священнодействовал Гедеон Лудаш.

Только он один мог приготовить излюбленное блюдо венгров, когда удавалось добыть барашка или поросенка. Необычная стряпня Лудаша, изобилующая острыми специями, приводила в восторг весь эскадрон. После каждой «пирушки» бойцы подолгу расхваливали кудесника-повара и от всей души благодарили за отличное угощение.

В ожидании ужина Месарош уселся на скамью, сколоченную вокруг ствола векового платана, положив на колени гармонику. Мечтательно запрокинув голову и смежив веки, огрубевшими пальцами кавалериста он коснулся тончайших, цвета слоновой кости клавишей.

Раздались чарующие звуки «Венгерской мелодии» Брамса. Потом Месарош пел о гордых девушках своей родины, о суровой венгерской пуште[23] и цветущих берегах Бодрога и Мароша.

Песню Месароша слушали десятки его земляков и очарованные неведомой мелодией молдаване. Увлеченные песней, они уносились мечтами в далекие венгерские просторы и бессарабские дубравы.

К платану неслышно подошел Котовский, намереваясь сделать внушение Месарошу за самоуправство, но невольно заслушался, прислонившись к дереву.

Печальная игра Месароша охладила гнев комбрига.

Она унесла его мысленно на поля Бессарабии, в города и села его солнечной родины, туда, где он мужественно боролся в молодости с царским произволом, а потом ожесточенно сражался во главе бессарабских партизан с войсками румынских захватчиков. Проникновенная мелодия тронула сердце комбрига и наполнила его душу беспредельной тоской изгнанника по утраченной родине. И ему вдруг понятно стало ослушание Месароша в схватке с белополяками. Неожиданный отход Красной Армии из-под Львова удручал мадьяр; он рушил их надежды на скорый приход в Венгрию, на восстановление там Советской власти. Точно так же в начале восемнадцатого года рушились надежды и бессарабских партизан. В те дни под давлением превосходящих сил оккупантов из-за Прута бессарабцы вынуждены были покинуть свою родину и отойти с боями на левый берег Днестра. Тихо, чтобы не обратить на себя внимание Месароша, Котовский ушел.

Месарош играл и тихо пел до тех пор, пока луна не встала над тенистой кроной платана. Увлеченный игрой, он забыл об ужине, прослушал полуночный бой курантов и не заметил, что сидит один и что лагерь уже спит…

Из готических амбразур колокольни вылетела стая вспуганных летучих мышей. Озабоченно попискивая и покружившись вокруг колокольни, она улетела к угловой башне монастырской ограды. Месарош отложил на край скамейки гармонику и поглядел на стрельчатые амбразуры колокольни. Смутное предчувствие чьей-то предательской работы в лагере не покидало его. Он встал со скамьи и прилег в тени дерева.