— А немногому научили тебя в Кишиневе, — пробасил жандарм и спрятал документ за борт шинели. — Ты, вижу я, снова начинаешь мужиков смутьянить. Пойдем-ка, дружище, со мной. Там разберемся, какими картишками ты по ночам занимаешься.
Все оцепенели, поняв, что на этот раз поднадзорному Ведрашко не избежать каторги.
— Нет, я не пойду! — сказал Ведрашко решительно. — Лучше здесь умру, за этим столом, но из хаты не выйду!
Жандарм отступил к двери, вскинул карабин на изготовку и передернул затвором.
— Если не пойдешь, поведу силой! Ступай, говорю! А вы ни с места! — пригрозил остальным. — Кто шевельнется, застрелю как собаку!
Все замерли на своих местах. Не было среди них только Джорди. Впустив жандарма в хату, он остался позади его у печи и все время стоял там не шелохнувшись. И не успел жандарм оглянуться, как Джорди взмахнул кочергой и изо всей силы ударил его по голове. Жандарм выронил карабин и упал замертво.
Этого никто не ожидал. Все потрясенно молчали.
Первым пришел в себя Ведрашко.
— Сама судьба гонит нас к партизанам, — зашептал он горячо. — Уходить надо сейчас же. Утром, когда жандарма хватятся, будет поздно…
В эту ночь самые отважные покинули село. Путь им долго освещало зарево. Это Джорди, по наказу Ведрашко, поджег его хату, чтобы схоронить под пеплом труп жандарма. Сам Джорди в эту ночь не ушел из деревни. Ведрашко запретил оставлять больную мать.
Только много позже снова встретились Ведрашко и Джорди, который ушел из деревни лишь после того, как умерла мать, избитая в припадке ярости шальным перчептором[22]. Скитаясь по Бессарабии, Джорди в одиночку мстил насильникам, мстил и в рядах партизан, пока не пришлось уйти за Днестр. Там он нашел Ведрашко в бригаде легендарного Котовского.
О кровной дружбе Джорди Амошуло и Ведрашко знала вся бригада. Летом девятнадцатого года при отходе Южной группы Красной Армии из Приднестровья на север побратимы со своим взводом разведывали незнакомые дороги и расположение сил противника. Амошуло и Ведрашко всегда находили безопасные обходные пути и надежные переправы, пропускали по ним бригаду, а сами подолгу оставались в прикрытии.
В то грозное лето, когда Антанта объединила все контрреволюционные силы на Украине и развязала второй поход против Страны Советов, войска Южной группы сумели выйти из кольца окружения и через три недели соединились на берегах живописной Гуйвы, неподалеку от Житомира, с 44-й дивизией.
Не удалось тогда ни дроздовским, ни марковским офицерским полкам Деникина, ни петлюровским гайдамакам и галицийским бригадам вкупе с бандами Махно, Гуляй-Гуленко, Струка, Маруси и других батек уничтожить на Правобережье Украины Южную группу Якира и прославленную бригаду Котовского.
Когда на торжественном смотре Котовский благодарил личный состав бригады за доблесть и мужество и поздравлял с благополучным завершением похода, он задержался перед конными эскадронами Михаила Нягу и с особым удовлетворением назвал среди героев имена Константина Ведрашко и Джорди Амошуло.
— Спасибо вам, верные побратимы, за отличную службу! — громко воскликнул Котовский. — Командование гордится и высоко ценит ваши боевые заслуги, проявленные в этом беспримерном и трудном походе! — И, одарив своих земляков сердечной улыбкой, мечтательно и громко, чтобы слышали все, добавил: — Была б у меня тысчонка-другая таких отважных гайдуков, как вы, давно бы бессарабские помещики почесывали свои подлые спины за Прутом!..
Две встречи
Кавалерийская дивизия белополяков генерала Карницкого, основательно потрепанная котовцами в ночном бою, жаждала реванша. Белополяки неожиданно появились на фланге бригады на исходе дня и развернулись для атаки.
Бригада Котовского хлынула с дороги на просторный скошенный луг и рассыпалась в лаву.
— Чего ждем, товарищ комбриг? — спросил комполка Криворучко и нетерпеливо передернул плечами. — Давай рубанем их, пока не расчухались!
— Спокойно, командир, — сказал Котовский, выжидающе глядя на дорогу. Там из неглубокой впадины торопливо выезжали на пыльный большак пулеметные эскадроны и конная батарея.
Уланы Карницкого стояли неподвижно, и поведение их было непонятным. Пулеметные эскадроны тем временем вихрем промчались позади бригады, заняли свои места и расчехлили пулеметы…
Котовский пристально поглядел на неподвижную лаву противника, потом на Криворучко, и тот понимающе кивнул в ответ.
— Играй атаку, Сашко, — приказал Криворучко штаб-горнисту. — Да позвучнее, щоб було чуты самому Карницкому.
Юный штаб-горнист Александр Лавренюк тронул вперед своего Бельчака и вскинул горн кверху.
Трижды прозвучал боевой сигнал, и эскадроны ринулись в атаку. Блеснули клинки, прокатилось громовое «ура!», и луг застонал под тысячами лошадиных копыт…
Но польские уланы не дрогнули. Они стояли сомкнутой неподвижной стеной, не собираясь отступать.
Котовцы промчали сотню саженей по скошенной целине и остановились. Неустрашимость противника показалась им подозрительной. И как бы в подтверждение этого с земли поднялись густые цепи жолнеров и повели наступление на оба фланга бригады.