Рассказы о котовцах

Замысел противника стал понятен. Перед котовцами был противник, втрое превосходящий их силами.

Отступление стало благоразумной необходимостью.

Криворучко вскипел:

— Ишь чего надумал! Трое на одного! Не выйдет, пан Карницкий! На-кася вот выкуси!

Котовский улыбнулся, взмахнул красной фуражкой и дал сигнал к отходу. Но Иштван Месарош сделал вид, что не заметил сигнала. Он круто завернул свой полуэскадрон и бросился на один из батальонов пехоты противника. Полусотня венгров в считанные минуты искрошила десятки жолнеров на виду оцепеневших улан.

И только с возвращением мадьяр к своим уланы очнулись и со страшным шумом опрокинулись на котовцев. Кто знает, чем бы закончился этот неравный бой, если бы не подоспели пулеметные тачанки. Под их ураганным огнем уланы осадили лошадей и рассеялись.

Тогда котовцы спокойно отошли на дорогу, построились и покинули луг.

Бойцы и командиры были восхищены отважным броском мадьяр на пехоту противника.

— Смело действуешь, Месарош! — воскликнул взводный Яблочко, проезжая мимо мадьяра. — Крепко трепанул панскую пешку!

— А чего с нею лук чистить, — пробасил Месарош и поглядел исподлобья на Яблочко. — Раз враг нахальничает, надо бить по зубам, чтоб держался на дистанции!

— Лютуют наши мадьяры, — сказал политрук Шимряев, кивнув эскадронному Девятову на Мecapoша. — Так и рвутся в драку, как завидят шляхту!

— Обидно им, — ответил Девятов. — Вчера еще, можно сказать, были они на прямой дороге к родному дому, и вдруг изменение обстановки.

Жаркое августовское солнце опускалось к горизонту. На галицийских полях протянулись длинные тени.

Впереди, в отблесках багрового заката, сверкнул тонкий шпиль католического монастыря. Близость селения оживила бригаду, но полуэскадрон Месароша отнесся к этому безучастно. Мадьяры, огорченные исходом боя, всю дорогу ругали Карницкого на чем свет стоит.

Показалась ровная как стрела улица селения.

Бригада развернула знамена и стройной колонной прошла мимо опрятных галицийских хатенок. Но жители недружелюбно встретили бригаду. Усталые и голодные бойцы не нашли здесь ни крова, ни еды.

— Видать, крепко поработал в этом селе ксендз, — покрутил головой взводный Сорочан. — Еще два-три таких «гостеприимства», и придется живот подтягивать!

— Все попы крепко работают, — усмехнулся политрук Шимряев шутке Сорочана. — Кому хочешь готовы служить, только б красным напакостить.

Месарош, прислушиваясь к словам политрука, сокрушенно вздохнул:

— Знаю я этих иезуитов. Особенно здешнего настоятеля…

Мадьяр не договорил. Вдоль колонны послышалась распевная команда, и бригада тронулась рысью.

Котовский приказал выставить на подходах к селу усиленные заставы, а бригаду расположил на отдых в просторной монастырской усадьбе.

Братья кармелитского ордена бежали от красных во Львов, и многие кельи пустовали. В монастыре остался настоятель с десятком фанатиков ордена. Мадьяры заняли один из углов обширного подворья, молча располагались на отдых. Месарош проворно расседлал коня, любовцр растер его потную спину жгутом соломы и задал корм. Потом отошел в сторону, поглядел на окна монастырской гостиницы, на угловые башни каменной ограды и долго стоял неподвижно, думая о чем-то.

…Шесть лет назад Месарош побывал в этой обители.

Случилось это на первой неделе войны четырнадцатого года. Месарош в эту пору был бравым вахмистром полка венгерских гусар. Он был отлично вымуштрованным, храбрым, преданным солдатом, убежденным в незыблемости династии Габсбургов.

Однажды командир полка лично дал задание лучшему своему вахмистру, и Месарош выполнил его блестяще. Безлунной августовской ночью во главе десятка храбрецов он миновал казачьи заставы и благополучно достиг монастыря.

Настоятель изумился смелости мадьяра, назвав его истинным сыном отечества. Он принял пакет, привезенный ему, и подарил Месарошу золотой с изображением престарелого монарха двуединой империи.

В следующую ночь Месарош наблюдал из укрытия световые точки, мелькавшие на колокольне. Святая обитель сигнализировала австрийцам, и в эту ночь решилась участь двух казачьих сотен, заночевавших в монастырской усадьбе. С той поры убеждение Месароша в святости церкви рушилось…

Месарош еще раз посмотрел на окна гостиницы и решил проведать настоятеля. Не окажется ли он старым знакомым? Сполоснув у колодца лицо и ловко приладив венгерскую бескозырку, он отдал краткие распоряжения своему помощнику и решительно направился к гостинице.

Из глубины узкого и длинного коридора в лицо Месароша пахнуло затхлостью. Здесь, в гостинице, совсем недавно размещался полевой госпиталь одной из буденновских дивизий, но монахи, видимо, не торопились с уборкой. Месарош медленно шел пустынным коридором, слабо освещенным сквозь стекла окон розовым светом угасающего заката. Высокие, давно не беленные потолки и стены коридора, монашеские кельи с голыми железными кроватями напоминали Месарошу гусарские казармы в Дьёкдьёше, где он отбывал действительную службу.

— Вам кого, пане? — неожиданно услышал позади себя Месарош.

— Мне нужен настоятель, — ответил мадьяр не оборачиваясь.