Дверь открылась и на пороге возник человек в форме, с оружием в руке.
— Поднимите руки! — рявкнул он. — Быстрее!
Тоска безнадежности стиснула Хэчу горло. Он подчинился, и его провели в комнату, где были еще три агента. Джин Хилл сидела на кушетке с белым, как мел, лицом.
— Привет, детка, — натянуто улыбнулся Хэч. — Не ждала меня так поздно, да?
Возможно, это могло отвратить подозрения от девушки.
— Сядьте, — сказал один из агентов.
«Иначе — убью», — пронеслось у него в голове. Хэч повиновался.
Джин хотела что–то сказать, но ей тут же велели замолкнуть. Они молча сидели около десяти минут. Затем открылась дверь, и в комнату вошел командующий Перретт.
Он был похож на Линкольна — на безбородого, усталого Линкольна с ласковыми карими глазами. Он был в черном гражданском костюме, висевшем на его худой фигуре, точно на вешалке.
— Хорошо, — спокойно сказал он. — Девушку увезите в штаб. Двое пусть останутся за дверью на карауле.
Больше он ничего не добавил, пока они с Хэчем не остались одним в комнате. Хэч встал, нервно разминая пальцы.
— Мисс Хилл не имеет никакого отношения к… — начал было он.
— Я знаю. С ней ничего не будет. Через пару дней я ее освобожу. У меня дело к вам, мистер Хэч.
— Правда? — Обозреватель почувствовал странный холодок, пробежавший по спине. — Хорошо, я чувствую себя в большей безопасности, как ваш заключенный, нежели как пленник Джерольда.
Карие глаза Перретта вспыхнули.
— Рэймонд Джерольд — мой самый преданный помощник. Вы ничего не добьетесь такой тактикой. Почему вы пытались убежать?
— Я боялся, что меня убьют, — ответил Хэч. — Как Мэннинга.
— Это прискорбный случай. Ему не надо было совершать побег.
— Возможно, ему не понравились пытки.
Хэч понимал, что ступает на опасную почву. Лицо Перретта внезапно побледнело и осунулось.
— Они… его пытали?
— Страшно пытали.
Перретт подошел к окну и невидящим взглядом уставился на улицу.
— Боже мой! Когда же это прекратится? Почему повинуются лишь дураки?
Его широкие плечи тряслись. Хэч от изумления затаил дыхание.
— Но именно вы можете все это остановить, не так ли? — решил он воспользоваться неожиданным преимуществом.
— Знаю, — обернулся к нему Перретт. — Но сорняки должны быть вырваны твердой рукой… Позвольте мне все объяснить вам, Хэч, — На лице диктатора внезапно появилось выражение фанатизма. — Последнюю сотни лет Америку преследовали неудачи. Демократия оказалась бессильной. Люди — какие они есть — нуждаются пока что в сильной руке, которая бы правила ими.
— А хотят ли они этого?
— Это не имеет значения! Вся эта жестокость и кровопролитие скоро закончится. Бунтовщики должны быть уничтожены. И лет через пять–десять в Америке воцарится Утопия. Вы наверняка думаете, что я — одержимый жаждой власти диктатор. Весь мир так думает. Мне это очень неприятно, — его низкий голос внезапно стал твердым. — Но я — ничто. Я — всего лишь скальпель, который вырезает из тела Человечества злокачественную опухоль. Неужели вы не думаете, что я не хотел бы просто нормально жить? Но я не могу. Человечество всегда нуждается в лидере, который выковывал бы на наковальне будущее счастье! Когда я умру, моим памятником станет Америка — страна без свободы, но с настоящим правосудием для всех и каждого!
Читая его мысли, Хэч понимал, что он совершенно искренен. Перретт шагал за своими идеалами в слепую, в хаос крови и террора!
— Вы упоминали Джерольда, — продолжал диктатор. — Могу вам сказать: когда я умру, Джерольд станет моим преемником. Его ненавидят из–за того, что он делает — что должен делать. Но эта работа скоро будет выполнена. Джерольд продолжит мое дело и распространит свою власть на всю Землю. И только тогда на этой планете воцарится мир, счастье и процветание. — Глаза Перретта неестественно ярко пылали. — Сам я умираю. Врачи сказали, что мне осталось не больше года. Но прежде, чем я умру, у Америки будет супероружие — телепатия.
Хэч открыл было рот, чтобы возразить, но почувствовал приступ безнадежности. Ему нечего было сказать этому человеку. Любые слова были бы бессильны против неприступной брони фанатизма.
— Таким образом, — закончил Перретт, — вы должны сделать то, что я хочу. Ван Борен вам поможет. Вам не причинят вреда — я уже запретил ненужное насилие. Но вы должны повиноваться. Иначе, если у нас не будет другого выхода… вас будут пытать. — Он поколебался, затем спросил: — Ну что? Вы согласны?
— Да, — сказал Хэч, — я сделаю то, что вы хотите.
Уже через тридцать четыре часа Хэч докопался до тайны телепатии. Кофеиновые таблетки помогали ему не спать, рубашка пропиталась потом, а его разум был измучен беспощадными, резкими вопросами Ван Борена. Все это время они находились в офисе на двадцатом этаже Штаб–квартиры командующего, с видом на Лос—Анджелес.