Читаем Рассказы из Диких Полей полностью

- Так я ведь польский      шляхтич! – взорвался Борута. – Я здесь родился! Здесь мой дом! А что касается ксендзов, то да, многие поляки ходят в костелы, только скорее они поверят в спасительную силу водки, чем в чудеса и жития святых. Опять же, мне нравятся ваши обычаи. Я люблю свободу, как вся шляхта в Речи Посполитой. И я хочу ее сохранить. И при всем при том – это моя сфера действия. Мы в аду поделили мир на части. У каждого черта – своя. Что мне делать, если московитский Дытко78 и прусский Коффель поделят между собой Польшу и Литву? Куда мне тогда податься? И потому я сделаю все возможное, чтобы не допустить раздела Польши, который запланировал Август!

- Только вот я, - замялся Винницкий, не верю я, - чтобы он этот акт подписал…

- Подпишет! Он же изменник! Говоришь, будто бы он желает сопротивляться, но зачем тогда он едет в Гродно? Ведь он мог остаться в Варшаве, отговориться болезнью. А он только подгоняет всех слуг. Он же изменник!

- Изменник! Изменник! – прозвучали голоса выпивающих.

- А ты – слуга предателя, и не поляк, если мне не поможешь. Кто тебе ближе: я или он?

Винницкий почувствовал себя паршиво. Лица и имена смешивались перед его глазами. Он был пьян… настолько пьян, как никогда в жизни. Но тут же чувствовал, что придется решаться.

- Что ты хочешь, чтобы я для тебя сделал? – спросил он, прижимая лицо к лицу Боруты.

- Убей предателя! – шепнул ему тот прямо в ухо. – Предателей в Речи Посполитой всегда вешали. А он уже не король. Что это за повелитель, который губит свою страну?

Винницкий замер. Он поглядел на лица собутыльников Боруты. Все были веселыми, пьяными, смешливыми, вот только глаза оставались удивительно мертвыми, совершенно словно бы где-то в глубине души этих людей коренилась огромная печаль и боль. И еще страдание. Да, страдание, превосходящее всяческое воображение… Все это веселье, вся эта пьянка были искусственными. Эти люди не притворялись, просто, они обязаны были это делать… Были обязаны, в течение целой вечности…

- Да ты, пан Борута, похоже, с ума сошел… Я ведь не королеубийца…

- Выходит, желаешь смерти Речи Посполитой?! Уничтожить нас желаешь?! – Подусай – только от тебя судьба страны зависит… Только от тебя…

- Хитер ты, пан Борута, только я буду еще хитрее. Что я буду иметь с того, что убью короля?

- Ах, Винницкий! Знал я, что ты еще та шельма, только не думал, что такая… Я заплачу твои долги, Ясек. Верну тебе все деревни, которые ты прогулял…

Винницкий затрясся… Родовые владения. Его отец на смертном ложе просил никому их не продавать. И все ушли за долги, на карты, на девок…

- Речь Посполитую спасешь… и богатым будешь… - прошептал Борута. – И не бойся, убийцей короля не станешь, только палачом… А это уже не такой и позор…

- Когда я получу деньги?

- На следующий же день после смерти короля. Встретимся в Тыкоцине, в корчме "Под саблями". Иди уже. Во дворец успеешь. Он спит.

- Пойду, - тихо прошептал Винницкий. Пошатнулся, поскольку был совершенно пьян. К горлу подступала тошнота. – И пойду, сучьи вы дети! Пойду!

- Иди.

Ян направился к двери. Все перед ним расступались, словно перед чумным, позади украдкой обмениваясь взглядами. Только сам он этого не видел. Вышел, хлопнув дверью. Пир продолжался…

- Все будет хорошо, - сказал Борута Самуэлю Лащу. – Он это сделает.ю Пускай и не сегодня, зато завтра…

- И как же, после того ты собираешься вознаградить убийцу короля? Причем, польского шляхтича, который взялся за подобное? – спросил Лащ. – Да никогда еще ни один поляк на жизнь своего повелителя не покусился…

- Наградить королеубийцу? Ты чего, издеваешься? Разве я сам не шляхтич? Я ему заплачу, а как же. А потом прикажу повесить. С мешком золота на шее. А его душа и так уже приндлежит мне. Нет, кормить таких сволочей, как Винницкий, я не собираюсь.

Повисла тишина. Все поглядели один на другого.

- Все будет хорошо, - буркнул Борута.

 

После того, как он поддел ставни стилетом, те открылись с легким треском. Ян осторожно раскрыл их. Окно было открыто. Быстро и тихо он вскочил вовнутрь, в темноту. Огляделся, стиснув оружие в пальцах. Ложе стояло под стеной. Он осторожно повернул в ту сторону… Шел на цыпочках, но страха в ео душе не было. Не чувствовал он и таких уж последствий выпитого вина. Оно улетучилось из его головы, оставив пустоту и… реальность. Того, что следовало сделать, Ян не боялся. Он даже в чем-то был заколдован этим.

Очень осторожно Ян раздвинул занавеси у ложа. Станислав Август Понятовский спал на боку. Выглядел он на удивление старым, с лысиной, выглядывающей из-под ночного колпака сейчас, когда с головы сняли белый парик. Дышал он тяжело, чуть ли не храпел. Винницкий наклонился и напрягся, чтобы сделать плечом один-единственный, короткий выпад, чтобы быстро и уверенно вонзить стилет в сердце короля. И тут Август пошевелился.

- Ну, Жан, чего же ты медлишь? Давай, бей!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза