Рассказы из Диких Полей

Кто-то толкнул стоявший под столом горшок. Вино вылилось, а голова Лагодовского покатилась под ноги сражавшихся. Жмогус рубанул худого шляхтича в грудь, и рубиновые капли крови брызнули на столько уже переживший людской остаток. А через мгновение окровавленное тело свалилось на грязные доски возле отрубленной головы. Сененский сражался над нею с мужчиной в кольчуге. Долгое время они дрались наравне, а потом Януш показал свое фехтовальное искусство. Он быстро провел финт, а потом выпад. Острие гусарской сабли пробило кольца кольчуги, вонзилось в живот. Противник Януша только простонал и упал на лицо. Упал он сразу же возле головы Лагодовского, но еще хрипел, плевал кровью… Он даже протянул руку к несчастному остатку человеческого тела, но Сененский пнул голову, и та покатилась в угол. Сразу же после того на пана Януша напали с обеих сторон два следующих противника – толстый шляхтич с запавшим левым глазом и высокий "шкелет" с рапирой. Сененский присел, сжался, уходя от рубящего удара сабли, затем выскочил на средину помещения. Тут же к нему присоединился Жмогус, уже справившийся со своим противником. Краем глаза Сененский заметил, как Гонсёровский рубит саблей голову жилистого шляхтича.

Посреди помещения Януш сошелся с толстым шляхеткой. Рука у противника была крепкой. Сабля Сененского задрожала после удара в грудь. Януш рубанул, двигая запястьем, отбил мощный удар и ответил, нанося удар наотмашь, парировал встречный удар и ударил прямо. Далее драться ему уже не нужно было, толстяк бросился к окну. Если бы не живот, можно было сказать, что он бежал быстрее лани. К двери дорогу ему перекрывал Жмогус, поэтому он выскочил в окно, выбивая раму, с огромным трудом протягивал тушу сквозь образовавшееся отверстие, так что Януш достал его в самый последний момент. Словно молния, поднял он саблю для рубящего удара и хлестнул шляхтича по выпяченному заду. Толстяк заорал от боли, быстро проскочил в оконный проем и свалился прямиков в лужу во дворе. Януш не стал догонять его. Он медленно повернулся. Поначалу услышал стоны и жалобы корчмаря, потом провел взглядом по лежащим на полу телам, вслушался в стоны раненых. Тут же Гонсёровский перевязывал рану Жмогуса, в помещении еще поднимался пороховой дым. Сененский присел возле одного из раненных, стонущих врагов и оттер кровь с клинка полой его жупана.

После этой последней стычки Сененский решил, что будет вести себя осторожнее. Они уже не ехали по главным дорогам, но вел своих товарищей окольными путями, объезжая крупные поселения и городки. По этой причине путешествие сильно замедлилось. Иногда приходилось преодолевать лишние десятки миль, а через поселения мчали словно призраки, ночевали в корчмах, расположенных на совершенно укромных местах. Януш был полон самых худших предчувствий. Он ожидал того, что известие о смерти Лагодовского уже разошлось по округе, и что теперь многие рубаки и бездельники шли по его следу. Еще сильнее он обеспокоился, когда все они добрались до Галича. Обойти его им никак не удавалось, поскольку в этом городе находилась переправа через быстрый и переполненный весенними водами Днестр. Хочешь, не хочешь, а Сененскому с компанией пришлось въехать в город.

В Галиче как раз происходила ежегодная ярмарка. По улицам проезжали возы; на рынке и на отходящих от него улочках стояли лавки, в которых купцы представляли свои товары. Здесь было говорливо, весело, подвижно, поскольку на торг, как правило, съезжалось много шляхты из Червонной Руси. Сененский и его люди медленно ехали по забитым людьми улицам, протискивались через толпу, объезжали телеги и лошадей. Прошло много времени, прежде чем они спустились на берег руки под городом. Здесь находилась переправа и вечно забитый паром, которого на пристани ожидали самые настоящие толпы. С огромным трудом протиснулись они сквозь скопища черни и господ-братьев, чтобы, наконец, забраться на деревянное судно. Переправа долго не продолжалась. Днестр, пускай и после весеннего подъема, в этом месте широким не был. Но как раз на другом берегу наших путников ожидало самое худшее.

Жмогус как раз спокойно съезжал с парома на берег, как внезапно его конь споткнулся, а потом взбрыкнул. Жмудин не удержался в седле и упал, пустив поводья. И вот тут, непонятно откуда, к парому бросился подросток без шапки на голове, в поношенном кафтане и старых, распадающихся сапогах. Будто молния вскочил он в седло и, прежде чем кто-либо сумел опомниться, он ударил коня икрами и, словно вихрь, помчал в сторону леса.

- Голова! – бешено заорал Сененский.

Но времени на раздумья у него уже не было. Он подколол коня шпорами, его же жеребец заржал и с места в карьер пустился за убегающим вором. Обоих своих компаньонов и Евку шляхтич ждать не стал. На скаку он чуть не задавил торговку, перескочил лавку, чуть не столкнулся с въехавшим из боковой улочки возом. Далеко перед собой он пока что видел удиравшего вора, который вез во вьюках при седле десять тысяч червонных золотых, о чем, наверняка, и сам пока что не знал. Десять тысяч! Настоящее состояние!