Рассказы из Диких Полей

Атаман прикусил губы до крови. В глубине его души кипел гнев, ярость и заядлая ненависть, но он не вонзил искривленный клинок в шею ляха. По этой причине он был зол на себя, но незнакомец удерживал его взглядом с такой силой, которую дает только лишь чувство огромного перевеса и силы.

- Так чего ты здесь искал?

- Я не ровня тебе, разбойник, что бы ты обращался ко мне на "ты".

- Так как же зовешься?

- Ян Флориан Дрофбыш Тушиньский, - сказал шляхтич. – А вы от Юрашки Хмельницкого?

- Чего ты здесь искал? – вновь спросил казак.

- Встречался. С одним татарином.

- С татарином? Зачем? И где твой конь?

- Спрятан в заломе.

Запорожец что-то сказал одному из своих. Казак исчез в темноте, а серез несколько мгновений вернулся, ведя за собой в поводу жеребца Тушиньского.

- А я, лях, вольный казак. Не держусь ни с вами, ни с Москвой. Сегодня мы убили какого-то татарина. Быть может, твоего, а может и нет. Меньше об этом, - казак спрятал кинжал в ножны. – Не повезло тебе. Ты что предпочитаешь: кол или виселицу?

- Высоко ты меня ценишь. И если кол, то хотел бы быть на одном колу с тобой.

- Тогда готовься.

- Только поставьте мне крест. Зачем мне упырем становиться…

- Поставим. Эй, Пылып, Иван, идите в лес, - крикнул казак своим людям.

Те отреагировали немедленно. На их волчьих лицах появилась радость.

Ветер, до сих пор легкий, несущий с собой мелкий мокрый снег, неожиданно подул с удвоенной силой. Ткань палаток пошла волнами. Вихрь выл в развалинах, свистя, втискивался во все щелки валящихся стенок. А потом произошло что-то еще. Подгоняемые ветром снежинки закружились вокруг собравшихся. Вихрь завыл, и в одно мгновение буквально в шаге от Тушиньского и казаков в бешенном танце закрутился снежный столб высотой в несколько метров. Он остановился, и тогда Тушиньский увидел в нем очертания человеческой фигуры. Все видели ее плохо - потому что она была бледная. То был лирник. Обычный украинский дед-лирник⁵⁶. Старый, со сморщенным лицом, на котором, однако, можно было прочесть большую гордость. Гордость, которая могла бы удивить у обычного сельского нищего. В руке он держал лиру – большую, светлую, сияющую – словно звезда. Старик ударил по струнам и заиграл.

Ничего подобного Тушиньский никогда ранее не слышал. Эта мелодия просто ударила в его душу. Он хотел что-то сказать или сделать, но не мог. Точно так же и казаки. Дикие, разъяренные лица сделались спокойными, замерли. Эта мелодия, эта дума, хотя старик и не пел, была бальзамом на кровоточащие раны. Вся злость, боль, страх и страдания в один миг улетучились из разума шляхтича. То же самое, похоже, было и с казацким атаманом. Все заслушались, все хотели слушать дальше, но вдруг более сильное дуновение ветра разорвало кружащиеся снежные хлопья. Фигура деда уменьшилась, угасла и развеялась в пустоте.

- Что это было? – спросил поляк. – Снилось мне все это или как?

- Ты видел его? – неожиданно мягко спросил казак. – Ты видел его, как и я. Нет,это же невозможно… Снова появилось… Выходит, я обязан идти дальше…

Он поглядел на казаков. Те стояли, словно бы не зная, что им делать. Атаман дал знак, те подняли Тушиньского, связали ему ноги и уложили потом на шкурах возле костра. Предводитель склонился над своим пленником.

- Не знаю я, что с тобой сделаю, - произнес он. – Пока что полежи. Если… Если все так, как мне кажется… Перед нами дальняя дорога.

 

Когда таинственный казак снова пришел к Тушиньскому, над развалинами царила ночь. Молча стоял он над шляхтичем, потом перевернул его на спину и присел рядом. Ян задрожал. Он ненавидел этого молодца. Тушиньский издавна, точнее же – с малолетства испытывал глубокую нелюбовь к казакам и Украине. С того самого дня, который он пережил, когда ему было восемь лет… Но сейчас ему было на удивление легко. Возможно… Может тот таинственный голос лиры смягчил злость в его сердце?

- Еще дышишь, лях? – бесстрастным голосом спросил казак. – Я принес тебе саламахи.

Он поставил перед самым лицом Тушиньского глиняную миску.

- Развяжи мне руки. Не стану я есть, словно пес.

Атаман вытащил кинжал. Склонился над поляком и замер, словно бы до него дошло, что он делает. С проклятиями на устах он вскочил на ноги.

- Будешь жрать именно так. Прошли уже те времена, когда вы нас били. Хмельницкий пожалел вас и не взял Варшаву…

- Ага, а потом из страха перед нами продал вас Москве.

Казак вздрогнул и какое-то время молчал. Тушиньский понял, что пересолил.

- Не вспоминай мне об этом, - произнес он таким голосом, что у молодого шляхтича мурашки пошли по коже. – Слышал?

Тушиньский перевернулся, словно молния. Связанными ногами он ударил в миску, ее содержимое полетело на жупан казака. Запорожец вздрогнул. Он схватил Яна за делию на круди, и над его глазами блеснул клинок кинжала.

- Драки ищешь?! – процедил казак сквозь зубы. – Или думаешь, что я не смогу зарезать тебя, как собаку?

Воцарилось молчание. Костер стрелял алыми искрами. Где-то высоко в небе веете очистил звезды от туч. Над заснеженными полями медленно поднялся затуманенный серп луны. Казак вроде как успокоился.