Читаем Рассказы из Диких Полей полностью

- Эт'точно. Ведь должен был быть еще сегодня.

- А ты, милостивый кавалер, - сказал Боруцкий, - скажи-ка нам, как тебе видятся наши истории. Лучше они, чем ваши немчинские романы?

- Если говорить правду, то скажу, что не видится мне, будто бы были они настоящими. И любовь в них странная. Или же ее там вообще и нет.

-Тогда тебе следует больше выпить, - резюмировал его слова Борейко. – Пей, пей. Нет лучшего лекарства на раздумья, как хорошая выпивка. Черт подери! А налейте-ка ему еще вина.

- Нет, умоляю вс, нет, - отчаянно закричал де Кюсси, после чео зашатался и чуть не свергся с лавки.

- Пей, пей, до дна!

- Это что же, наша компания тебе не по душе?!

Француз схватил кубок с отчаянием. Начал пить, обрызгивая себе кафтан и подбородок. Все это было уже выше его сил.

- Пей до дна!

Кто-то подошел к столу. Де Кюсси снова повезло. Он выпил всего лишь половину содержимого, когда все поглядели на мужчину в зеленом жупане, с глазами, поблескивающими в полумраке тоже зеленовато. У подошедшего к столу незнакомца голова была выбрита, только на темечке он оставил длинную, ниспадающую до самого уха прядь волос. Бертран отставил кубок с венгерским. Он не слишком ориентировался в украинных делах, но узнал в только что прибывшем казака, одного из тех, которые, как говаривали во Франции, ездили верхом на козах, а в бой отправлялись с боевым кличем "ёб твою мать!".

- Сава! Сава! – закричали сидящие за столом шляхтичи.

- Наконец-то ты появился! – громогласно радовался Боруцкий. – Твое здоровье!

- А мы уже думали, что ты там на Сечи в котле с горилкой утонул!

- Горилки во мне столько, что я сразу же бы наверх выплыл, - рассмеялся Сава. – Но вот наконец-то прибыл к вам. Теперь я расскажу свою историю. Ну, бараны, потише там…

Бертран пошатнулся на лавке. Но пока что он был настолько трезвым, чтобы подставить ухо…

 

 

рассказ пятый

ЗАБЫТАЯ ДУМА

 

Камень покатился с грохотом. Тушиньский замер. Из своего укрытия в развалинах он видел весь казацкий лагерь как на ладони. Он сидел здесь, прямо будто лис в норе, боясь даже пошевелится. И он не знал, что ему делать. Вот же дали черти, что эти остановились аккурат здесь. И одни только черти знали, что это были за казаки: от Брюховецкого55 или от Юрася Хмельницкого.

И все же, шум услышали. Казаки замерли. Их атаман внимательным взглядом осмотрел развалины, затем что-то коротко крикнул, и по этому знаку, без лишних слов, несколько молодцев направились в сторону убежища шляхтича.

Тушиньский не стал ожидать, когда его обнаружат. Из двух зол он предпочитал выступить в открытую. Он выскочил из-за покрытого снегом фрагмента стены и выскочил на каменную россыпь. Шляхтич метался, что твой заяц, но противники были уже слишком близко, мгновение, и его окружили бы с трех сторон, поэтому, вместо того, чтобы бежать дальше, Тушиньский развернулся и скакнул на них с извлеченной из ножен саблей. То есть – хотел скакнуть, потому что в тот же самый момент крупный, присыпанный снегом кусок каменной кладки ушел у него из-под ног. Тушиньский растянулся во весь рост, упав прямо под ноги казаков. Он сочно выругался, но, не успел он схватиться на ноги, как те навалились на него.

- Живьем брать! – крикнул кто-то из них.

Тушиньский выхватил саблю. Он хотел защищаться, но ближайший к нему запорожец отбил удар, другой схватил окруженного за пояс, а все остальные бросились на него, вырвали оружие, выкрутили руки назад. Шляхтич долго не желал признавать свое поражение. Он ударил коленом в лицо одному из казаков, сбил с ног другого. Но конец мог быть только один, тем более, что из лагеря тут же прибежало еще несколько запорожцев. Восемь мужиков крепко схватили Тушиньского. Тогда-то он поддался. Его потащили к костру. В его свете поляк увидел высокого козацкого атамана. Выглядел он молодо, точно так же, как и шляхтич, но похожести закончились, похоже, только на возрасте. Ну еще, у Тушиньского на щеке имелся темный шрам после удара саблей.

- Ты кто? – спросил предводитель по-польски. – Зачем прятался от нас?

Схваченный не отвечал. Даже не пошевелился. Просто стоял, переводя взглядом по лицам казаков. А потом резко напрягся и молниеносно ударил головой в челюсть стоявшего перед ним запорожца. Вновь закипела драка. Молодцы бросились на помощь своему атаману. Шляхтича схватили, придержали. Казак поднялся на ноги, сплюнул кровью, а его трясущаяся рука схватила рукоять кинжала. Широкое, искривленное лезвие блеснуло в слабом свете костра, когда он прижал его к горлу Яна. Тот поглядел ему прямо в глаза, и казак замер. Взгляд шляхтича был словно острие, пронзающее ему голову. В сиянии огня, а может луны, что появилась в просвете туч, он увидел глаза поляка – спокойные, ярко-голубые, горящие словно огонь. Этот взгляд чуть ли не лишил его сил. Но не настолько, чтобы у него пропало желание убить незнакомца.

- Кто ты такой? – спросил он, злясь на собственную слабость. – Как тебя зовут?

- Хочешь знать, кому перерезаешь горло? – спросил тот громким, но спокойным голосом.

- Хочу.

- Так ты его не узнаешь.

- Чего ты здесь искал?

- Падали казацкой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза