Рассказы из Диких Полей

- Как и всегда, ты молчишь, так? – тихо, злобно прошептал он. – Нет тебя на этом свете. Ты давно уже покинул нас, проклял этот свет… Ну, бляжий сын. А может ответишь мне?! Может, обратишься ко мне, проклятый?!

Потом успокоился. Перед его глазами все еще стояло мертвое лицо Яська, его золотые шелковистые волосы, невинные щеки. Ну почему так должно было произойти? Зачем?

Ты меня даже наказать не можешь, подумал он. Даже убить, отомстить за то, что я тебя откинул. Это я должен был там лежать, это мне должен Полицкий отрубить голову, не ему. Я имел дело с его женой, хотя это он спас меня, а я убивал, насиловал, поджигал. Я тебя покинул, продал душу ради славы. И что ты теперь сделаешь? А ничего не сделаешь, потому что нет в тебе силы!

- А все это, абсолютно все, - тихо прошептал он, - означает лишь одно. Черт сильнее тебя. Мой хозяин здесь правит, не ты! Слышишь меня, собака бешеная! Отзовись!

Одним быстрым движением он замахнулся и рубанул. Дамасская сталь его черной сабли свистнула в воздухе, рассекла древесину креста словно щепку. Верхняя половина распятия свалилась на пол, покатилась по плиткам, замерла… Точно так же, как замерла голова Яська… Невяровский побледнел. Он рассек крест точно так же, как Полицкий ударил в шею Яська… Шляхтич застыл с саблей в руке.

Так он стоял довольно долго, ожидая того, что случится. Только ничего и не случилось. Абсолютно ничего. Ведь только что он совершил такое, за что даже в этой великолепной и великодушной Речи Посполитой он мог попасть на костер; нет, возможно, в больницу, как душевнобольной. Но ничего не произошло. Бог был бессильным, далеким, молчащим…

 

Он был уже далеко за Дублянами, когда неожиданно, выезжая из леса на открытое пространство, заметил перед собой приличных размеров группу вооруженных всадников. Те быстро шли на рысях, но при этом не были похожи на спокойных обитателей польской шляхетской провинции. Совсем даже наоборот – куча всадников, одетых в самую различную одежду: в кожухи, жупаны, кольчуги и фрагменты доспехов, выглядела как самая обычная куча разбойников. Приблизившись к таинственным всадникам, Невяровский внимательно присмотрелся. Среди рослых, мрачных забияк с помеченными шрамами лицами, он заметил маленького седого старичка с гноящимися глазками и с длинной седой бородой. Старичок глянул на него, наморщил лоб, а потом поскакал вперед. Встретились они посреди пустого поля.

- Пану Невяровскому честь и хвала! – весело захохотал старикан со слезящимися глазами. – О Иисусе сладчайший, - вознес он к небу покрасневшие очи. - Это же сколько уже будет лет! – Он обнялся с Невяровским, не сходя с коня, украдкой стер слезу. – А я же никогда не забуду, как ты тех двух забияк в Корсуне зарубил, когда те ссоры со мной, совершенно невиновным, искали! Все они так хотели несчастья моего!

- Давно это было, пан Мурашко, - заметил Невяровский. – Вот только, черт подери, мы же наконец встретились. Говоря по правде, мне была нужна ваша помощь.

- Помощь – это просто немедленно. Только сначала – в корчму, корчму, господа-братья! За сегодняшнюю встречу следует выпить. И напьемся, словно те свиньи, пан Ян, - и Мурашко завернул коня.

- А что собственно, мил'с'дарь, ты здесь делаешь? – спросил Невяровский, когда они уже ехали по дороге. – Ведь имения твои на Украине. Или старосты за тобой гонятся, потому что инфамисом сделался?

- Чего?! Каким еще инфамисом! – буквально взвился Мурашко. – Меня, Рыцаря Христового, который Речи Посполитой служит, который под Цецорой кровь за отчизну проливал, с каким-то инфамисом равняешь?!

- Так ведь Келесиньце Язловецким ты спалил.

- Исключительно по пьянке это случилось. Впрочем, Язловецкие давным-давно уже про то и забыли. А сейчас-то я уже никакой не банита! – Мурашко даже захрипел от злости.- Теперь-то я старост вовсе и не боюсь. У меня пергамент, охранный лист имеется! Сейчас я уже не какой-то там проказник, но отчизны защитник. Пан гетман дал мне письмо, уполномочивающее для создания добровольческой хоругви. Так что я и босяков наших соберу и Отчизне послужу! И пущвай ко мне какой бургграф с претензией, а я ему тут же иски и протестации в горло засуну! Вскоре у самого Его Величества Короля ты меня в покоях встретишь!

Невяровский тяжело вздохнул. Он прекрасно помнил, как еще несколько лет назад пан Серафин Мурашко первым призывал русскую шляхту к рокошу против, как он сам называл его, "алхимика и содомита Зигмунта III"… И вот теперь… Ну что же, политика, усмехнулся про себя Невяровский. Насколько он знал старого Мурашко, называемого, по причине преклонного возраста "Дедом Мурашко", он действительно мог быть в милостях у гетмана. Дед Мурашко держался на коне прямо, несмотря на деревянную правую ногу, памятку от злорадного пушечного ядра, раздробившего ему колено, когда он напал на имение одного из соседей. Впрочем, старый шельма уже несколько лет держал в протезе обрез мушкета, заряженного железными гвоздями и битым стеклом. А вот кошелек предусмотрительно прятал под пяткой второй, целой пока что ноги. Ну кто бы позарился на один сапог?