Рассказы из Диких Полей

- Так ведь ваша милость ужасно ранена. – Ясько заметил, что шляхтич избегает его взгляда. Или это он столь сильно презирал бедного горожанина?

- Ничего страшного. Благодарю за опеку. А это, - Невяровский вынул туго набитый кошелек, - для тебя.

- Так я ведь не ради денег, - промямлил Ясько и даже не протянул руку. – Я ничего не хочу, и пускай ваша милость и не настаивает.

- Бери!

- Не хочу.

Шляхтич задумался. Потом спрятал деньги и снял с пальца перстень.

- Возьми это вот, - буркнул он. – Если бы вдруг тебе чего-нибудь понадобилось, это мой перстень. Перстень Яна Невяровского. Сходи с ним в корчму старого Матиаша и покажи. Ну а Матиаш тут же известит меня.

- Сейчас разбужу жену.

- Не нужно. – Шляхтич направился к двери. – Бывай здоров.

 

- Уезжаешь?

Ян повернул голову. Анна вышла из-за его коня, отрицательно покачала головой, когда он вытянул руку к ней. Она не позволила даже подойти к ней.

- Уезжаешь, - прошептала женщина. – Оставляешь меня с ним. Оставляешь одну. И снова все будет таким же, как раньше.

- Он любит тебя…

- А ты думаешь, будто бы я его.

- Я ничего не думаю.

С горечью и злостью женщина глядела, как шляхтич отвязывает коня и выводит егово двор. Как потом, без помощи стремян, он вскочил в седло. Он видел, как худенькая ладонь стискивается на досках ворот. Невяровский повернул коня к выезду. И он уже не увидел, как по лицу Анны скатились две блестящие слезы.

 

В тот самый день, когда он попрощался с Анной, Невяровский не выехал. Вновь он вернулся в корчму "У Матиаша", сидел в углу и пил пиво. Старый корчмарь ни о чем расспрашивать его не стал. Он прекрасно знал, что ему, старому простолюдину, до дел шляхты ой как далеко, тем более, до дел кого-то такого, как Невяровский. Поэтому он лишь выставлял очередные кружки на стол, а шляхтич пил, пил и не мог напиться. Но и упиться он не мог, так как был для этого слишком твердым.

У Яна Невяровского не было жизни. Она протекла сквозь пальцы будто желе, которое через много лет творится из доброго токайского. Единственное, что от нее несло. Жизнь смердела, словно хамский навоз, в котором валялись селяне, а теперь пристал к пану Яну, словно грязь. Невяровский уже не мог жить, не мог радоваться всему тому, что у него уже имелось. Ведь и умереть он не мог. Нет, он не боялся ожидающей его бездны. Ян чувствовал, что если бы покончил с собой или позволил покончить с собой другим, например, проигрывая поединок или стычку, это означало бы, что до конца лишился бы собственной гордости и чести. Он лишился бы того, кем был, тех остатков чувств, которые колотились на самом дне его души. Вот только что ему оставалось? Он даже не мог быть благодарным за доброту. Даже это у него отобрали.

После восьмой кружки он поднялся и вышел на улицу. Смеркалось. Улочка была почти что пустой, обычные шум и говор стихали по мере того, как на небосклоне всходил бледный лунный серп. От недалекой мечети доносились тоскливые завывания какого-нибудь липка или татарского купца, возносящего молитвы своему бородатому Аллаху, который не позволял пить вина. Невяровский оперся на чекане, поглядел на людей. Потом глянул в бок и увидел нечто такое, от чего сердце превратилось в кусок льда.

 

Ясько спешил к Анне. Задумчивый, он быстро шел по улице, опустив голову. Барабанщик был уставшим, но и не только. Он размышлял над тем, что же случилось с ним в последние дни. В круге его воспоминаний, в его мыслях постоянно присутствовал таинственный незнакомец. Он видел его – мрачного, задумавшегося, на громадном гнедом коне, с саблей в руке. И кем же, черт подери, мог он быть? Здоровье к нему после такой ужасной раны вернулось с такой скоростью, словно бы во всем были замешаны какие-то чародейские штучки. И так быстро выехал. Впрочем, может и не следовало морочить себе всем этим голову. Явно здесь были замешаны какие-то странные делишки господ. И бло бы лучше в них не вмешиваться. Не теперь, когда он с Анной, а она так нуждается в нем.

Анна… Его лицо осветилось, когда он вспомнил ее фигуру. Ясько любил эту девушку всей своей душой, любил потому, что она была такой преданной ему, такой верной и дарящей всю свою помощь. Когда он брал ее в жены, Анна была обычной, бедной сиротой, которую приютила семья одного чиновника из Высокого Замка; там она была прислугой, которой все помыкали, созданной для того, чтобы выносить помои и чистить горшки, а еще – чтобы раздвигать ноги перед главой семьи, когда он того пожелает. Другое дело, что тогда странные вещи о ней рассказывали, в особенности же: о странных и таинственных глазах девушки. Только Ясько совершенно не верил в бабские сплетни про чары. Сам он был полностью уверен в верности и преданности Анны. Не могла она ему изменять, потому что… она ведь любила его.