Читаем Рассказы из Диких Полей полностью

Вдруг, из-за поворота, донесся отзвук двух выстрелов. Раздался стук копыт, дикие вопли и свист. Краем глаза Ясько увидел, что люди начали прятаться по подворотням. Голову он поднял, когда увидал перед собой белого жеребца… Из-за угла появилось несколько всадников. Ясько хотел отступить в бок, но не успел, буквально столкнулся с большой группой верховых. И совершенно неожиданно его овеяло холодом.

Очень быстро и умело его окружили со всех сторон. Ясько беспомощно остановился посреди улицы. Вокруг себя он почувствовал конское дыхание, увидел шляхетские жупаны с петлицами, делии, меховые шапки. Глянул на глаза окружающих его людей – мутные от выпивки, удивительно пустые, глядящие на него с презрением. Ближе всего к нему сидел на коне высокий, крепко сложенный шляхтич в ярко-красном жупане и в шапке, украшенной тремя перьями цапли. Ясько видел его буйные, подкрученные вверх усы, густые брови и багровое от пьянки лицо. Лоб и левую бровь всадника пересекала темная полоса – шрам от плохо сросшегося рубящего удара саблей. А за ним и по бокам толпилась шайка негодяев. Какой-то казак с заложенными за уши усами. Расползшийся в седле толстяк с трясущейся, покрытой шрамами рожей. Худой, с оспенными крапинами шляхетка с чеканом в руке. Бывший лисовчик в лисьей шапке, служащий при дворе татарин или липек, поблескивающий из-под шишака прищуренными косыми глазами. Еще какие-то типы в выцветших жупанах, в волчьих капузах54. Боньча узнал шляхтича, сидящего на белом арабском жеребце. То был Якуб Кжеш, известный банита и инфамис, за которым люди старосты охотились уже не раз…

Ясько почувствовал холод. Он хотел вырваться их круга лошадей, отступить, но кто-то из всадников наехал на него своей лошадью, задержал на месте. Теперь его окружили со всех сторон… Сердце барабанщика сильно забилось. Всем телом он чувствовал холод, ледяной, словно лицо самой смерти.

- Пива, кто даст нам пива! – захрипел пузан, напирая конем на Яська.

Тот снял с головы шапку, отдал легкий поклон.

- А ты кто такой? – спросил Кжеш, щуря глаза.

Шляхтич склонился в седле, зашатался, похоже, он был сильно пьян.

- Отвечай пану! – заорал на Яська другой из гуляк, напирая на него конем с другой стороны. – Говори, раз ясновельможный пан тебя спрашивает.

- Так может поучить его? – заржал толстяк. – Или плеточкой погонять?

- Так что ты за мерзавец? – прохрипел Кжеш.

Ясек надел на голову шапку. С испугом поклонился еще раз.

- Не мерзавец, - с достоинством ответил он. – Я барабанщик Его Королевского Величества.

- Ааа… барабанщик… Барабанщик… - Кжеш покивал головой.

Ясько не глядел на шляхтича, но по движению руки почувствовал, что тот вытащил что-то из-за пояса. Нечто длинное, слегка искривленное… Что-то такое, что со свистом прорезало воздух. Дезориентированный Ясько быстро отвернулся… Блеск лезвия сабли ударил в глаза, ослепил. Весь мир неожиданно затанцевал у него перед глазами, как-то так странно и плавно завертелся… Ясько увидел улицу снизу, совершенно, как если бы лежал на боку. Он хотел открыть рот, чтобы крикнуть, но, хоть и сделал это, ни единого звука не прошло сквозь горло. Хотел пошевелить руками – не мог, поскольку их не чувствовал. Он только лишь знал, что ему легко, както так ужасно легко, будто бы у него совершенно не было тела, хотя ведь все он видел, будто на ладони. Он даже чувствовал болезненные уколы песчинок, прижимавшихся к его левой щеке… Ясько не мог сделать ни малейшего движения, мог только лишь мигать. Щуриться… пока все не охватила темнота.

Кто-то проехал верхом мимо отрубленной головы Боньчи. Наклонился над ней, желая ее поднять, но преуспел лишь настолько, что чуть не грохнулся с седла. Дружки приветствовали его деяние залпом смеха.

- Ну что, в корчму! – прорычал Кжеш.

- В корчму ответили воплем остальные.

Все, как один, подогнали лошадей шпорами. Кто-то выстрелил в знак приветствия, чей-то жеребец встал дыбом. Кжеш вытащил круцицу и выпалил в сторону ближайшего окна. Раздался звон разбитого стекла. Кони присели на задах, скакнули и помчались, что твой вихрь.

Прошло долгое время, прежде чем кто-то подошел к месту, в котором лежал убитый. \Потрясенный и перепуганный шляхтич в темном жупане и малиновой делии склонился над телом. Он увидел голову Яська, глядящую на него раскрытыми глазами, наклонился над туловищем, еще сотрясаемом спазмами. Потом выпрямился и усмехнулся, потому чт знал: это именно он должен лежать здесь с кровавой культей вместо шеи.

Невяровский усмехнулся еще шире. Потом повернулся и ушел.

 

Когда он вошел в часовню, уже царил мрак. Ночь была душной и темной. Где-то над тучами светил узкий серп луны. Невяровский переступил порог, не опускаясь на колено. Не хотел он покоряться перед Богом, которого проклинал уже столько раз. Он шел вперед, мрачный и темный, словно градовая туча, звеня шпорами; в руке он держал извлеченную из ножен саблю. В конце концов, он встал перед небольшим алтарем, засмотрелся на крест, на фигуру распятого Христа. Усмешка искривила его губы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза