Рассеянная жизнь

А потом московская жизнь понеслась с обычной своей скоростью — галопом, день за днём Поль ходила на встречи, эфиры, выступала в книжных магазинах перед нежными девочками, которых оказалось неожиданно много, и отвечала на их вопросы, стараясь не врать. Они спрашивали о любви, дружбе и о том, что делать, когда тебя никто не понимает, а Поль терялась, потому что не имела готовых решений, и сама, кажется, за всю жизнь ни разу не справилась с дружбой и любовью как следует. Кого и чему она могла научить, если друзья для неё всегда отходили на второй план, когда появлялся мужчина — Поль поднимала на него взгляд и переставала видеть всех остальных. Это как в фотошопе, когда инструментом «блюр» стирают замусоренный фон — мир вокруг единственной фигуры размывается и становится несущественен. Прежняя жизнь осыпалась на глазах, и люди, отработав, уходили в кулисы, а какой-нибудь чувак закрывал солнце и оставался единственным светом — на эту ночь, на месяц, а когда и дольше.

По её меркам выходило, что любовь, которая не разнесла в клочки твою прежнюю жизнь, не любовь вовсе, а так, перепихнуться. Но разве же это правильно? Не оттого ведь, что страсть её настолько сильна, просто нормальные отношения у неё не получались, а выдавать своё увечье за эталон — грех.

«Понимание» же Поль и вовсе считала переоценённым, хотела даже рассказать им про Гая и секс без слов, но вовремя опомнилась, подростки всё-таки, невинные души. Да и тем, кто постарше, она бы не рискнула ничего говорить, безнравственность нынче не в тренде. Ровесники Поль ещё играли по старым правилам — те, кому выпало советское детство и постперестроечная юность, легче относятся к порокам. У её поколения был откат после лживых восьмидесятых, тоскливых и лицемерных, когда все врали всем насчёт морали и нравственности, и в дальнейшем всякое непотребство воспринималось как свобода. Тогдашние юнцы бравировали грехом и продолжают по сию пору отчётливо гордиться аморальностью. А у нынешнего молодняка, напротив, откат после разнузданных девяностых и родителей-трикстеров, они устали от грязи, желают нормы — полюбить друг друга, жениться, родить и окрестить детей, жертвовать на благотворительность, защищать слабых, вести честный бизнес (кстати, что это?). Они не понимают, с чего бы цинизм — это круто, им реально кажется, что хорошо быть хорошим, говорить правильные вещи и делать добро. Зато из хрупких девочек девяностых выросли славные кругленькие домохозяйки с латентной криминальностью в крови, какую ни возьми, такая дерзкая и пожившая под своим халатиком в цветах. Но Поль надеялась, что они не последние розы порока на земле, ещё несколько лет всеобщей цензуры, и нынешние румяные подосиновики тоже пресытятся благопристойностью и расцветут в мухоморы. Она не желала им стать негодяями, но капелька чёрного юмора и нонконформизма ещё никому не вредила.

Терпеливо пережила фотосессию — при нынешних возможностях фотошопа, достаточно только присутствовать в кадре, а дальше уже обработка превратит растерянную неловкую женщину в кудрявую принцессу, пусть и немолодую, но милую. По вечерам писала ответы для интервью, разбиралась с почтой, а потом шла в ближайшее кафе и вместо того, чтобы романтично потягивать белое вино с ломтиком сыра, сжирала огромный чёрный бургер или цыплёнка-корнишона — жадно, как лисица. Точно как раньше, когда приезжала в Тель-Авив и питалась вредной едой, потому что «в путешествиях не толстеют».

Во время одного из таких варварских ужинов ей позвонили, на экране высветился незнакомый номер, но Поль уже привыкла, это могли быть пиарщики, которые в издательстве менялись так часто, что не имело смысла записывать их телефоны. Быстро проглотила кусок мяса и сказала: «Даааа» сытым голосом. На том конце был какой-то мужчина, который после паузы произнёс её имя, сообщил, что это он, и замолчал. Поль доброжелательно подбодрила: да, я слушаю. «Типа не узнала», — хмыкнул он, и тут она, конечно, сообразила.

Нико наблюдал за её фейсбуком с фэйкового аккаунта, поэтому знал о приезде в Москву, а чтобы она не сбросила звонок с его номера, не поленился вытащить симку из планшета. Но Поль, наверное, ответила бы в любом случае, потому что, оказывается, совершенно забыла, почему злилась на него, и даже обрадовалась. Нет, суть конфликта она помнила, но теперь казалось, что гнев её был не слишком адекватен его проступку. Ну расстались, ну нашёл кого-то — жизнь продолжилась. Так что она легко согласилась повидаться. Скажем, в понедельник, вечером. К тому моменту рекламная горячка должна закончиться.