Распутин. Жизнь. Смерть. Тайна

Неудивительно, что после такого жалкого ответа, из которого следовало, что, хотя царь подозревает в измене многих своих родственников, он никогда не решится ни на какие радикальные действия против них, члены императорской фамилии, по словам В. Н. Воейкова, утратили всякую меру самообладания: «…великая княгиня Мария Павловна (старшая)… не стеснялась при посторонних говорить, что нужно убрать императрицу; а великий князь Николай Михайлович, как самый экспансивный из великих князей, в своих разговорах в клубах и у знакомых настолько критиковал все исходившее (как он говорил) из Царского Села, что государю пришлось ему предложить проехаться в его имение Грушевку Екатеринославской губернии»³⁵¹.

31 декабря 1916 года царь через курьера передал великому князю Николаю Михайловичу письмо: «Повелеваю тебе выехать в Грушевку на 2 месяца». И здесь же: «Прошу тебя это исполнить»³⁵². «Повелеваю» и «прошу» – трагедия раздвоения слабой личности, волею судеб обреченной играть «самодержавную роль»…

Великий князь Дмитрий Павлович, на следующий день после убийства поражавший окружающих своей бледностью («бледный как смерть»³⁵³; «бледный как полотно»³⁵⁴), в начале января 1917 года был выслан из Петрограда в Персидский отряд генерала Баратова и на пересадке в Баку дал нечто похожее на нервный припадок: «Он плакал почти весь день»³⁵⁵.

Ф. Ф. Юсупов был выслан в Курскую губернию, в родовое имение Ракитное.

«С тягостным чувством я сел в вагон… Ударил третий звонок, пронзительно свистнул паровоз, и платформа поплыла мимо, потом исчезла совсем. Скоро исчез и Петербург. За окном была зимняя ночь, спящие в сумраке снежные поля, по которым одиноко мчался поезд.

И я был одинок со своими мыслями, которые проносились в моей голове под однообразный стук колес увозившего меня поезда»³⁵⁶.

Следствие по делу об убийстве Распутина, начатое 19 декабря 1916 года, формально тянулось вплоть до 16 февраля 1917 года. Однако отчет о расследовании обстоятельств убийства никогда не публиковался. В суд это дело также не отправилось: в нем был замешан великий князь Дмитрий Павлович, а это означало, что не только он, но и его сообщники оказывались фактически вне юрисдикции органов правосудия.

Закон гласил, что в случае группового дела все участники судятся той судебной инстанцией, в юрисдикции которой находится подельник, занимающий наиболее высокое положение, то есть в данном случае – великий князь Дмитрий Павлович. Особого суда для членов императорской фамилии, однако, в России предусмотрено не было: их участь, согласно существовавшей традиции, решал лично царь.

Дело об убийстве Распутина передали Николаю, и тот похоронил его в бумагах своей личной канцелярии.

«Теперь других черед…»

Несмотря на весь свой невротический энтузиазм и громадье прожектов, которыми заговорщики (включая тех, кто стоял за спиной убийц Распутина) тонизировали себя в период подготовки и осуществления покушения, они, судя по всему, так и не сумели выработать определенного плана, жестко фиксирующего последовательность дальнейших действий и закрепляющего за каждым из участников решение конкретных задач.

Каждый, вероятно, предполагал, что дальше события станут развиваться в нужном направлении «сами собой», а точнее, что ответственность на себя возьмет «кто-то, но не я».

Чтобы убедиться в этом, достаточно просто сопоставить уже цитированное выше сожаление Николая Михайловича насчет того, что Феликс и Дмитрий Павлович «не докончили начатого истребления», – с оценкой ситуации, данной Юсуповым примерно в те же дни. «Отныне, – заключил я, – мы в стороне от политики. Теперь других черед. С Божьей помощью да послужат они на благо общему делу и да прозреет государь, пока не поздно. Благоприятней момента не будет»³⁵⁷; «Теперь мы отойдем в сторону и предоставим действовать другим… Дай бог, чтобы общими усилиями можно было воздействовать на государя и дать ему возможность увидеть всю правду, пока еще не поздно. Более благоприятный момент для этого трудно себе представить»³⁵⁸.