«И все ж надеяться мы еще не перестали. Россия была за нас… Обе столицы поднялись в едином патриотическом порыве. Газеты печатали пламенные статьи о том, что раздавили гадину и наступает время перемен… Петербургские улицы глядели празднично. Незнакомые люди обнимались, поздравляя друг друга. Перед дворцом Дмитрия и нашим домом на Мойке вставали на колени, молясь за нас. По церквям служили благодарственные молебны и ставили свечки в Казанском соборе. На театрах пели „Боже, царя храни“. В офицерских собраньях пили наше здоровье. Заводские, фабричные кричали в нашу честь „ура“. Со всей России потекли к нам письма с благодарностями и благословениями… Сестра Дмитрия, великая княгиня Мария Павловна, приехала из Пскова, где размещался штаб Северного фронта. Она рассказывала, с каким неистовым восторгом встречена была войсками весть об убийстве. Никто не сомневался, что теперь-то государь найдет себе людей честных и преданных».
Весь этот бесспорный и весьма шумный политический успех, однако, носил скорее внешний, декоративно-сценический характер. Упования заговорщиков на решительное и активное развитие событий в «верхах» таяли с каждым часом.
«На другой день, как и накануне, члены царской семьи сидели у нас на Невском.
У всех только и разговору было, что великий князь Дмитрий арестован. Казалось, нет важней события, чем арест члена царской фамилии. Никому и в голову не приходило, что случились вещи поважней личных и что от скорого решения государя зависит будущее монархии и России, не говоря уж о войне, в которой не победить без единства царя с народом. Смерть Распутина дала политике новое направленье. Теперь или никогда порвать сеть интриг, опутавших отечество! …
К концу своего царствования Николай II был совершенно раздавлен событиями и политическими неудачами. Как фаталист, считал он, что против судьбы не пойдешь. И все же государь, если бы увидел, что члены его семьи и лучшие люди государства сплотились, спасая династию и Россию, очевидно, воспрял бы духом и нашел бы в себе силы исправить дело.
Куда ж подевались эти „лучшие люди“? Распутинский яд долгие годы отравлял высшие сферы государства и опустошил самые честные, самые горячие души. В итоге кто-то не хотел принимать решенья, а кто-то считал, что их и принимать-то незачем.
Проводив посетителей, мы с Дмитрием обсуждали все, что услышали за день, и видели, увы, что радоваться нечему. Рушились надежды, ради которых пережили мы ужасную ночь убийства».
«Государственного мужества» у некоторых из великих князей достало лишь на то, чтобы подослать к Дмитрию Павловичу гвардейских офицеров с предложением в одиночку выступить против императора: «Несколько офицеров пришли сказать нам, что их полки готовы нас защитить. Даже предложили Дмитрию поддержать политическое выступление. Иные из великих князей считали, что спасенье России – в перемене монарха. С помощью гвардейцев решили затеять ночью поход на Царское Село. Царя убедят отречься, царицу принять постриг, а царевича посадят на престол при регентстве великого князя Николая Николаевича. Дмитрий участвовал в убийстве Распутина, стало быть, пусть возглавит поход и продолжит дело спасения отечества. Лояльность Дмитрия заставила его отказаться от подобных предложений»363.
«Словом, оказались мы в засаде. Новости узнавали только из газет и рассказов тех, кто приходил364. Всяк, разумеется, высказывал свою точку зрения. Но у всех заметили мы боязнь действия и полное отсутствие каких-либо планов. Те, кто мог что-то сделать, благоразумно держались в сторонке».
Единственным представителем дома Романовых, более или менее открыто и принципиально поддержавшим убийц, оказалась великая княгиня Елизавета Федоровна, которая, как будет видно из нижеследующего, скорее всего, изначально была в курсе заговора. Узнав о том, что Феликс убил Распутина, она просила в телеграмме на имя Дмитрия Павловича «передать мне, что она молится за меня и благословляет мой патриотический поступок»365. Посланная тогда же великой княгиней родителям Феликса телеграмма гласила: «Молитвами и мыслями [с] вами. Да благословит Господь вашего сына патриотический подвиг»366.
Бывший дворцовый комендант В. Н. Воейков приводит полный, судя по всему более точный, текст обеих телеграмм:
1.
2.