С левого берега опять поползла колонна грузовиков. Машины отставали, держали между собой дистанцию в сотню метров. Залетный «слепыш» лег в выверенную цель, на удачу немецкого пушкаря снаряд поразил грузовик. Горящие доски брызнули из кузова, застряли в опорах и перекладинах мостовых ферм. Девушкам не было видно из своего укрытия, как плавились пакеты толовых шашек, заложенных в первые дни боев, когда саперами минировался этот третий мост, как огненная жижа взрывчатки потекла на ящики с аммоналом. Они только видели дежуривших чекистов из охраны моста, что бросились к развешанному на перекладинах горящему фейерверку. К ним спешили саперы, они стали резать проволоку и веревки крепежа, рубить пылавшие ящики, обрушивать их в воду, коверкать деревянный настил, успевший загореться. С правого берега несся пустой грузовичок, он взял на буксир обездвиженную машину, выволок ее с моста. Часа через полтора по жизненно важной магистрали снова пошел грузовой караван.
Адель вышла из укрытия, умыла в реке лицо. Сдернув пилотку, простирнула ее и повесила на куст. Оглядела себя, с досадой соскребла шлепок грязи с рукава. С формой как с пилоткой не получится, не так просто.
Нашла о чем грустить! Форма у нее грязная. Что теперь с формой у Андрея? Цела ли еще? Не продырявлена?..
Андрей проскочил по коридору только что отбитого пединститута, выбрался через провал окна во внутренний двор. Врага нигде не было, но частный сектор притаился и ничего хорошего не обещал. Двор был изрыт траншеями, на брустверах кипами валялись книги из студенческой библиотеки. Андрей спрыгнул в окоп, под сапогом затрещала грудная клетка мертвого немца. Солдат стянул с плеч лямки тяжелого вещмешка, прислонил к стене окопа автомат. Теперь не то, что раньше: карабин, полученный Андреем в густых сумерках первых дней обороны, давно затерялся, вместо него выдали скорострельную штуку с круглым диском. Перед каждой атакой в изобилии снабжали карманной артиллерией: по пять-шесть противопехотных «дегтяревок» вперемешку с «феньками», бутылку коктейля горючей жидкости, противотанковый ворошиловский килограмм, патронов – сколько унести сможешь.
Андрей взял из стопки верхнюю книгу, растрепанную осколком, заляпанную подсохшей бурой жидкостью, возможно брызнувшей вон из этого, что с проломленной грудиной лежит сейчас под ногами. Подул в изрезанные железом страницы, прочитал попавший на глаза стих:
Имя автора уцелело не полностью: Генрих Г…, остальное было вырвано прошедшим через текст осколком. Андрей захлопнул книгу.
Были раньше и у них философия, наука, искусство и стихотворные школы… Нет, никуда не сойду отсюда. Все гранаты израсходую, все диски выбью, с голыми руками останусь. Пусть меня тут и засыплют, на пару с этим пришельцем. Но к Аде их не пущу.
Он долго смотрел на притихшие дома, потом картинка поплыла, он клюнул носом, каска его звякнула об уложенный на бруствере автомат. Андрей потряс головой, разгреб ворох книг в поисках чего-то интересного, лишь бы отогнать дрему. В руки попалась газетная труба с готическим шрифтом, перетянутая типографским шнурком, целая, не рваная, не замятая. Андрей сунул ее за пазуху. Позади него зазвенело, забряцало.
– Жратву, что ли, несут? – Андрей обернулся к соседу по окопу, но сам уже видел, что это не доставщики пищи: их было слишком много. Они заполняли окопы, и впереди их летела весть:
– Сменщики прибыли, отводят нас.
– В студгородок, на отдых?
– Ротный говорит, вроде как насовсем.
Андрей услышал это и не улыбнулся:
– Как это?
– На переформирование. В Отрожке эшелон стоит, ночью тронемся. Ты что, не рад?
– Рад, конечно, – слабая улыбка застыла на лице Андрея, тихо переходя в виноватую.
Он рванул на поиски ротного. На щеках командира еще глубже пролегли морщины, седины тоже добавилось, или это была побелка с потолка.
– Разрешите отлучиться, товарищ старшлейтнант? – приложил вытянутые пальцы к каске Андрей.
– Куда тебе? – равнодушно отозвался командир.
– Да так, по личному, можно сказать.
– Далеко, надолго?
– Черт его знает, неделю назад они возле моста стояли, а теперь…
Андрей внезапно понял, что не сможет сказать Аде ни слова, не сможет посмотреть ей в глаза и объявить свою новость. Они уезжают. Адель и сотни ее подруг – остаются.
– Хотя… нет необходимости… передумал я, в общем.
Ротный остановился, посмотрел на Андрея:
– Ты не контуженный, солдат? В рассудке?