Расплата

- Хм... А почему ты их просто не смешала? – задумчиво спросила Марго, разглядывая мелкие мазки, лежащих рядом, но не перемешанных между собой цветов. И пусть вблизи они смотрелись как калейдоскоп синих, жёлтых, красных и зелёных точек, зато издалека, из зрительного зала – сливались в живой, насыщенный оттенками коричневый. Да ещё и с неким подобием объёма и фактуры коры.

- Потому что это дерево, а не куча говна! - тут же ощетинилась я. Хотя, пожалуй, это действительно было слишком смело, всё-таки убогий коричневый гораздо понятнее и привычнее для подавляющего большинства местного контингента. Но разве я думала об этом, когда рисовала? Нет. Я просто кайфовала, играя цветом. – Не нравится, могу замазать поверху!

- Замазать я и сама могу... – так же задумчиво фыркнула Марго и, взяв синюю банку и кисть, вдруг внаглую, смелым сплошным пятном перекрыла участок ствола под кроной. Потом – слегка наискось, пунктиром заползая почти до центра зоны, которую я посчитала самой светлой и поэтому налегала на жёлтый. Немного постояла, щурясь, и мазнула ещё и из-под корня «дерева», по самому краю фанерной заготовки.

Я, сдерживаясь, сжала зубы. Ну с-сука! А ведь она казалась мне классной...

- М? – сделав два шага назад, с довольным видом спросила у меня Марго.

Я глянула... и охренела. Теперь освещённые, намалёванные мною участки играли тёплыми солнечными бликами, а сплошные непроглядные пятна синего, так небрежно накинутые Маргаритой, уводили в прохладную густую тень. И вот теперь это был СТВОЛ! Жёсткий, грубый, объёмный. Вмиг потяжелевший, словно бы и не фанерный вовсе. И очень живописный, хотя всего четыре цвета.

- А вот крона херовая, - не дожидаясь моего ответа, буркнула Марго и отбросила кисть. – Как ты изволила выразиться – куча говна. Зелёного. Ну ка, пошли со мной!

Через боковую закулисную дверь мы вышли со сцены и узким, заставленным декорациями коридором, пробрались в небольшую, но офигенно уютную комнату. Здесь пахло чем-то приятным, немного терпким и пыльным, а может, травянистым, как... Как в сенях у бабушки, когда она сушила на зиму, развесив «вниз головой» пучки крапивы, малиновых побегов, ромашки и иван-чая! Только более маслянисто, что ли... На стенах висели рамы, сколоченные из крепких квадратных реек, на некоторые из них была натянута ткань. Холст? В углу, на длинной полке выставлены в ряд портреты. Женщины, дети, мужчины... По плечи, по пояс, в полный рост. Поодиночке и группами. Охрененные портреты. Просто до мурашек...

- Чай будешь?

Я вздрогнула и поняла, что засмотревшись на работы, чуть не забыла про Марго.

- Не знаю.

Вообще чай – это роскошь, практически местная валюта, как и сигареты. Как раз то, чего у меня здесь отродясь не было – с воли, как большинству, не присылали, а в местном ларьке не укупишься, потому что зарплата уходила на более важные вещи – с приходом зимы в комнатах стоял страшный дубарь, приходилось покупать у баб – за деньги и за дежурства по комнате и сортиру - шерстяные носки, гамаши и старые свитера.

- Значит, будешь, - деловито заявила Марго и сунула в банку с водой кипятильник.

- Поверка через сорок минут, - напомнила я.

Она не ответила. Я осторожно обошла высокий мольберт у окна, подойдя, так сказать, с его «лица». На нём стоял портрет семейной пары в возрасте. Тут же, к мольберту была приколота их фотография. Явно, что с неё и рисовали – сходство поразительное!

- Похожи, - нейтрально вежливо заметила я, хотя по рукам и спине опять бежали мурашки. Не думала, что такое возможно. Обычно меня осыпало ими от музыки или красивого стихотворения, а тут – от картины, которая даже не закончена. – Это декоратор рисует?

- Угу, - оттирая кисти тряпкой, смоченной в чём-то желтоватом маслянистом, хмыкнула Марго. – Декоратор. Бывший профессор академии искусств, член союза художников СССР и России, мастер, на портреты кисти которого очередь за годы вперёд выстраивалась, особенно французский и бельгийский бомонд испытывал слабость... – Она наконец поставила кисти в банку – щетиной кверху, и, вытерев руки, подняла на меня свой глубокий, вечно задумчивый взгляд. – Вот и стоило ли оно всё того, если потом тебя называют декоратором и вручают для работы некомплект плесневелой гуаши? Чтобы не зазнавалась, наверное.

- В смысле? Так вы и есть деко... – охнула я, но вовремя осеклась.

Марго криво улыбнулась и, сыпанув в кипяток заварочки, закурила.

- Нет, Марусь, очень надеюсь, что теперь не я. Надеюсь, закончились мои мучения! С того самого момента, как я увидела твоё дерево - закончились. Теперь декоратор – ты! Если не боишься, конечно, что за общение со мной, бабы тоже припишут тебя к активисткам. – Пытливо глядя на меня, сбила пепел об измазанное засохшей краской блюдце. – Ну? Что скажешь?

- Я не понимаю.