Расплата

- Ну, рассказывай, - обратилась ко мне одна из трёх женщин, сидящих за ним. – Кто такая, откуда, за что, на сколько?

Было гадко – рассказывать о себе, как о Бобровой, о том, что посадили за бандитизм, разбои и убийства.

- Скольких? – уточнила другая женщина.

- Пятерых. Ножом.

Та кивнула. Спокойно. Понятливо. Словно я ей только что распечатку своего дела показала. А вообще было стрёмно рассказывать это при всех, словно я подтверждала лишний раз что отныне Боброва - это я. Тем более, что я спиной чувствовала навострённые вокруг уши, даже оглянулась мимолётно.

- Все свои, - тут же считала меня та, что велела рассказать о себе. – Старшая здесь я, для тебя – Тамара Ивановна. Будешь себя хорошо вести, глядишь, мою шконку займёшь... лет эдак через девятнадцать. – Они дружно рассмеялись. – Сейчас тебе всё покажут, объяснят. По первой можешь спрашивать Катьку, - кивок головой куда-то назад, за моё плечо, - но сильно не тормози, хватай налету. Два дня на науку, усекла?

- Да.

- Подогрев твой я первая смотрю, забираю в общий котёл, что считаю нужным, остальное твоё. Усекла?

- Нет.

- Не усекла или не согласна? – подняла она на меня тяжёлый, пронзительный взгляд.

- Не поняла.

- Передачки не ныкай, Маруся. Сначала мне несёшь, потом куда хочешь. Так ясно?

- Да. Только у меня передачек наверное не будет.

По задним рядам пробежался то-ли смешок, то ли пренебрежительный гул, но Тамара Ивановна не обратила на него внимания.

- Значит, будешь греться от общака, но за отработку. Если захочешь, конечно. Теперь свободна. Кать, проведи!

* * *

Мне досталась шконка возле входа, та самая, что загораживала проход в туалет. Причём, место было настолько поганым – проходным и напротив входной двери, что меня даже положили на нижний ярус, хотя, как объяснила Катька, первоходам полагается «пальма» - место наверху.

Там, за проходом, действительно оказался вечно воняющий туалет с тремя унитазами «аля дырка в полу», отгороженными друг от друга невысокими – по пояс, кирпичными простенками. Два поддона для мытья ног и две раковинами с холодной водой. В углу – башня из разномастных пластмассовых тазиков, для стирки личных вещей.

Направо от туалета – смежное помещение. Кухня, с длинным столом и двумя лавками, но всё равно слишком маленький для всех. Холодильника не было, только полки-ячейки без дверок, забитые продуктами. Здесь же, в кухне, была отдельная железная дверь с раздаточным окном.

Когда пришло время ужина, на кухню потянулись женщины со своими мисками и кружками... А у меня посуды не было. И хотя я видела, что у многих соседок на тумбочках стоят запасные тарелки и стаканы – никто мне их не предложил, а сама я, естественно, просить не стала. Просто дошла в своей очереди до раздатки и сказала, что у меня нет посуды. И осталась без ужина.

Ели женщины быстро, в две группы, так как не помещались на кухне все сразу. А я в это время лежала, свернувшись калачиком, на своей шконке, и отчаянно старалась не рухнуть в новую бездну отчаяния.

Утром мне выдали-таки казённую посуду – кружку и ложку на хранение, а миску – каждый раз поесть, помыть и успеть вернуть. Такие правила.

* * *

Я присматривалась. Замечала «парочки» - женщин, что держатся вместе, будто семья, даже что-то типа совместного хозяйства ведут. Подмечала общительных и замкнутых, молодых и возрастных. Старалась запоминать имена. Характеры.

Это был шумный бабский коллектив, где каждая сама себе хозяйка, если только это не касается вопросов, за которыми смотрит Старшая. Большинство сиделок, кстати, называли её просто Мама Тома, но были и такие, для которых она, как и для меня, была исключительно Тамара Ивановна. Судя по тому, что койки их тоже были возле прохода и на «пальмах» – они так же были относительно новенькими первоходками.

Ко мне тоже присматривались. Иногда провоцировали на конфликты, иногда брали на слабо или пытались надурить. Например, одна, заметив, что у меня нет зубной щётки, подошла как-то и кинула мне на кровать свою, бэушную. Ближние тётки тут же приумолкли в настороженном любопытстве.

- Отдам за одно дежурство по сортиру.

Я взяла паузу в десять секунд и подняла на неё взгляд:

- Три, за новую.

Она рассмеялась – с вызовом, неприятно.

- Пять!

По законам жанра я бы должна была сказать – четыре, и на этом бы мы сошлись, но я мотнула головой:

- Три.

Тётка снова заржала, а следом за ней – многие другие.

- Да хрен тебе! – и, так и не забрав щётку, она ушла к себе. А я просто стряхнула её с кровати, и сделала вид, что ничего не произошло.

В тот же вечер ко мне подошла другая женщина - в возрасте, Ниной звали, протянула новую, ещё в упаковке щётку:

- За три отдам.

Я согласилась, но щётку не взяла. Вот когда отдежурю три её очереди мытья туалета – тогда. Мне подачек не надо.